Мифы и легенды древней греции для взрослых. Мифы о богах древней греции

В общерелигиозном понимании древних эллинов существовало разнообразие культовых представлений. Все это подтверждено многочисленными раскопками археологов и артефактами. Доказано, в какой местности превозносили тех или иных богов. Например, Аполлона – в Дельфах и на Делосе, в честь Афины названа столица Греции, бога врачевания Асклепия (сын Аполлона) – в Эпидавре, Посейдона уважали ионийцы на Пелопоннесе и так далее.

Открыты в честь этого святыни греков: дельфийская, додонская и делосская. Почти все они покрыты некоей тайной, ее расшифровывают в мифах и легендах. Самые интересные мифы Древней Греции (короткие) мы опишем ниже.

Культ Аполлона в Греции и Риме

Его называли «четвероруким» и «четвероухим». У Аполлона насчитывалось около ста сыновей. Его самого было то ли пять, то ли семь. Памятников в честь святого не счесть, огромных храмов его имени тоже, – расположены в Греции, Италии, Турции. И это все о НЕМ: об Аполлоне – мифическом герое и боге Эллады.

У древних богов не было фамилий, но у Аполлона их несколько: Дельфийский, Родосский, Бельведерский, Пифийский. Это произошло по территориям, где его культ наиболее разрастался.

Прошли два тысячелетия с зарождения культа, а в сказку об этом красавце верят и сегодня. Каким же он вошел в «наивную мифологию» и для чего вымышлен в душах и сердцах греков и жителей других стран?

Почитание сына Зевса зародилось в Малой Азии за две тысячи лет до нашей эры. Первоначально мифы изображали Аполлона не человеком, а зооморфным существом (влияние дорелигиозного тотемизма) – бараном. Возможна и дорийская версия происхождения. Но, по-прежнему, важный центр культа – Святилище в Дельфах. В нем прорицательница произносила всевозможные предсказания, по ее наставлению произошли двенадцать мифических подвигов брата Аполлона — Геракла. Из эллинских колоний в Италии культ бога-грека закрепился в Риме.

Мифы об Аполлоне

Бог не одинокий. Археологические источники дают сведения о различных источниках его происхождения. Кто же были Аполлоны: сыном хранителя Афин, Корибанта, Зевса третьего и еще нескольких отцов. Мифология приписывает Аполлону тридцать убитых им героев (Ахилл), драконов (в том числе Пифон), циклопа. О нем говорили, что может погубить, но может и помочь, и предсказать будущее.

Мифология распространялась об Аполлоне еще до его рождения, когда верховная богиня Гера узнала, что от ее супруга Зевса Лето (Латона) должна родить мальчика (Аполлона). С помощью дракона она загнала будущую мать на пустынный остров. Там родился и Аполлон, и его сестра Артемида. Они росли на этом острове (Делос), там же он поклялся уничтожить дракона за гонения на мать.

Как описывается с древнем мифе, быстро повзрослевший Аполлон взял в руки лук и стрелы и улетел туда, где жил Пифон. Зверь выполз из ужасного ущелья и накинулся на юношу.

Похож был на осьминога с большим чешуйчатым туловищем. Даже скалы раздвигались от него. Потревоженное чудовище накинулось на юношу. Но стрелы сделали свое дело.

Пифон погиб, Аполлон закопал его, и здесь же был построен реальный Храм Аполлона. В его помещении находилась реальная жрица-прорицательница из крестьянок. Она произносила прорицания якобы устами Аполлона. Вопросы писались на дощечках и передавались в храм. Они были не вымышленные, а от реальных земных людей разных веков существования этого храма. Их нашли археологи. Как комментировала вопросы жрица, никто не знает.

Нарцисс – мифический герой и реальный цветок

Перефразируя древнейшего мудреца, можно сказать: если у вас есть лишние деньги, то не покупайте хлеба сверх того, что можете съесть; купите цветок нарцисса – хлеб для тела, а он – для души.

Так мифическая новелла о самовлюбленном юноше Нарциссе из Древней Эллады переросла в название красивого весеннего цветка.

Греческая богиня любви Афродита жестоко мстила тем, кто отклонял ее дары, кто не подчинялся ее власти. Мифология знает нескольких таких пострадавших от нее. В числе таковых и юноша Нарцисс. Гордый, он не мог никого полюбить, только себя.

Гнев нашел на богиню. Однажды весной во время охоты Нарцисс подошел к ручью, – он его просто очаровал чистотой воды, ее зеркальностью. Но ручей был действительно особенный, возможно, тоже заколдованный Афродитой. Богиня никого не прощала, если не обращали на нее внимание.

Никто не пил из ручья воды, даже ни ветка, ни лепестки цветов не могли упасть в него. Вот Нарцисс и засмотрелся на себя. Наклонился, чтобы поцеловать свое отражение. Но там только холодная вода.

Он забыл и об охоте, и желании напиться воды. Все любуется, забыл о еде, сне. И вдруг очнулся: «Неужели себя так полюбил, но мы же не можем быть вместе?» Так стал страдать, что силы покинули его. Чувствует, что уйдет в царство темноты. Но уже юноша верит, что смерть закончит его муки любви. Он плачет.

Совсем к земле приникла голова Нарцисса. Он умер. Плакали нимфы в лесу. Выкопали могилу, пошли за телом, а его – нет. На траве, куда упала голова юноши, вырос цветок. Его назвали Нарцисс.

А нимфа Эхо навсегда осталась страдать в том лесу. И больше никому она не отзывалась.

Посейдон – повелитель морей

Зевс восседает во всем божеском величии на горе Олимп, а его брат Посейдон ушел в морскую пучину и оттуда бурлил воду, накликая беды на мореплавателей. Захочет это сделать — берет в руку свое главное оружие – палицу с трезубцем.

У него и дворец лучше, чем у брата на суше. И царствует он там со своей очаровательной супругой Амфитритой, дочерью морского бога. Вместе с Посейдоном мчит она по водам на колеснице с запряженными в нее лошадьми или зооморфными существами — тритонами.

Посейдон присмотрел себе жену с вод на берегу острова Наксоса. Но та убежала от него к красавцу Атласу. Не смог сам найти беглянку Посейдон. Ему помогли дельфины, которые и доставили ее во дворец на дне моря. За это морской владыка подарил дельфинам созвездие на небе.

Персей: почти как хороший человек

Персей, пожалуй, один из немногих сыновей Зевса, у которого не было отрицательных черт характера. Как у любителя напиваться Геракла с его приступами необъяснимой злости или Ахилла, не считавшегося с интересами других и восхищавшегося только собственным «Я».

Персей был красив, как бог, смелый и ловкий. Всегда старался добиваться успеха. Мифология Персея такова. Его деду, одному из земных царей, во сне привиделось, что смерть принесет ему внук. Поэтому тот упрятал дочь в темнице за камнями, бронзой и замками, — подальше от мужчин. Но все преграды для Зевса, которому понравилась Даная, были нипочем. Он проник к ней через крышу в виде дождя. И родился сын, названный Персеем. Но зловредный дед заколотил мать с ребенком в ящик и отправил их плавать в ящике по морю.

Пленникам все же удалось спастись на одном из островов, куда волны прибили ящик к берегу, подоспевшие рыбаки вызволили мать и сына. Но царствовал на острове человек, ничем не лучше отца Данаи. Он стал приставать к женщине. И так прошли годы, теперь уже Персей мог постоять за мать.

Царь решил от юноши избавиться, но так, чтобы не накликать на себя гнев бога Зевса. Он схитрил, обвинив Персея в небожественном происхождении. Для этого нужно было совершить героический поступок, например, убить зловредную медузу Горгону и притащить ее голову во дворец царя.

Это действительно было не только морское, но еще и летающее чудище, которое превращало в камень тех, кто посмотрит на нее. Без богов здесь было не обойтись. Сыну Зевса помогли. Ему подарили волшебный меч и щит-зеркало. В поисках страшилища Персей прошел много стран и через множество преград, устроенных противниками. Нимфы тоже подарили ему полезные в дороге вещи.

Наконец он добрался в заброшенную страну, где обитали сестры той самой Горгоны. Только они могли провести юношу к ней. У сестер был один глаз и один зуб на трех. Пока вела младшая горгона с глазом, остальные ничего не могли предпринять. Далее по небу он долетел к чудищу. И с ходу натолкнулся на спящую медузу. Пока та не проснулась, юноша отрубил ей голову и положил в сумку. И взял курс по небу на свой остров. Так он доказал свое предназначение царю и, забрав мать, вернулся на Аргос.

Геракл женится

Множество совершенных подвигов, рабский труд у царицы Омфалы отняли силы у Геракла. Ему захотелось спокойной жизни у домашнего очага. «Дом возвести несложно, но нужна любящая жена. Вот ее и надо найти», — строил планы герой.

Как-то вспомнил охоту на вепря вблизи Калидона с местным царевичем и встречу с его сестрой Деянирой. И он поехал в Южную Этолию свататься. В это время Деяниру уже выдавали замуж, и съехалось немало женихов.

Там же был речной бог – страшилище, которого свет не видывал. Отец Деяниры сказал, что отдаст дочь тому, кто победит бога. Остался из женихов один Геракл, поскольку другие, увидев соперника, передумали жениться.

Геракл захватил руками соперника, но тот стоял, как скала. И так несколько раз. Уже почти готов был результат для Геракла, как бог превратился в змея. Сын Зевса еще в колыбели задушил двух змей, справился и здесь. Но старик стал быком. Герой сломал один рог, и тот сдался. Невеста стала женой Геракла.

Вот такие они, мифы Древней Греции.

Tags: ,

Английские предания предостерегают путников от путешествий в одиночку в гористой местности в сумерках. Если верить , то особенно опасны окрестности Корнуэлла, который считается родиной короля Артура, кельтских традиций и… великанов!

В середине 18-го века жители полуострова Корнуэлл всерьёз опасались встречи с гигантскими соседями. Многие древние мифы и легенды повествуют о печальной участи тех, кому довелось столкнуться с великанами.

Сохранилось предание о простой женщине по имени Эмма Мэй, жене фермера Ричарда Мэя. Однажды, не дождавшись своего мужа к ужину в привычное время, она решила отправиться на его поиски, вышла из дома и попала в густой туман. С тех пор её больше не видели, и, хотя жители деревушки неоднократно отправлялись на поиски, Эмма Мэй словно бы провалилась сквозь землю. Крестьяне сочли, что её похитили великаны, что по слухам обитали в окрестных пещерах и убивали припозднившихся путников либо уводили их в рабство.

Какие тайны хранят моря и океаны

Немало древних мифов и легенд сложено о печальной судьбе моряков, коих поглотила морская пучина. Практически каждый слышал и леденящие кровь истории о сиренах, зазывающих корабли на рифы. Буйная фантазия моряков породила множество суеверий, со временем трансформировавшихся в нерушимые обычаи. В странах юго-восточной Азии мореплаватели до сих пор приносят дары богам, чтобы благополучно вернуться из путешествия. Однако был один капитан (имя его, увы, история не сохранила), который пренебрёг священными традициями…

…Свирепствовала стихия, экипаж корабля устал бороться со стихией, и ничто не предвещало благополучного исхода. Стоя возле штурвала, сквозь завесу дождя капитан разглядел чёрную фигуру, возникшую от него по правую руку. Незнакомец спросил, что капитан готов отдать ему в обмен на своё спасение? Капитан отвечал, что он готов отдать всё своё золото, лишь бы снова оказаться в порту. Чёрный человек рассмеялся и сказал: «ты не пожелал принести дары богам, но готов всё отдать демону. Ты спасешься, но страшное проклятье будешь нести, покуда жив».

Легенда повествует, что капитан благополучно возвратился из плаванья. Но едва он переступил порог своего дома, как умерла его жена, уже два месяца лежавшая в постели с тяжёлым недугом. Капитан отправился к своим знакомым, а через день их дом сгорел дотла. Где бы капитан ни появлялся, его всюду преследовала смерть. Устав от такой жизни, через год он пустил себе пулю в лоб.

Мрачное подземное царство Аида

Раз уж речь зашла о потусторонних демонах, обрекающих оступившегося человека на вечную муку, то нельзя не вспомнить Аида - повелителя подземного царства мрака и ужаса. Сквозь бездонную пропасть протекает река Стикс, уносящая души умерших всё глубже под землю, а Аид взирает на всё это со своего золотого трона.

Аид не одинок в своём подземном царстве, там же обитают боги сновидений, посылающие людям и жуткие кошмары, и радостные сны. В древних мифах и легендах говорится, что бродит в царстве Аида чудовищная Ламия - приведение с ослиными ногами. Ламия похищает новорожденных, чтобы , если дом, в котором живёт мать и младенец, был проклят нечестивым человеком.

У трона Аида стоит юный и прекрасный бог сна Гипнос, силе которого никто не может противиться. На своих крыльях он неслышно носится над землёй и переливает свой снотворный напиток из золотого рога. Гипнос способен послать сладкие видения, но он может и погрузить в вечный сон.

Фараон, нарушивший волю богов

Как повествуют древние мифы и легенды, Египет претерпевал бедствия во время правления фараонов Хафра и Хуфу - рабы трудились день и ночь, все храмы были закрыты, свободные граждане также подвергались гонениям. Но вот на смену им пришёл фараон Менкаура и решил он освободить измученный народ. Жители Египта стали работать на своих полях, храмы вновь начали работать, условия жизни народа улучшились. Все прославляли доброго и справедливого фараона.

Время шло, и Менкауру поразили страшные удары судьбы - умерла его любимая дочь и владыке предсказали, что жить ему осталось всего семь лет. Фараон недоумевал - отчего его дед и отец, которые угнетали народ и не чтили богов, прожили до глубокой старости, а он должен умереть? Наконец фараон решил послать гонца к известному оракулу. Древний миф - легенда о фараоне Менкауре - рассказывает, о том, какой ответ дали правителю.

«Срок жизни фараона Менкауры сокращён лишь потому, что не понял он своего предназначения. Сто пятьдесят лет было суждено Египту претерпевать бедствия, Хафра и Хуфу поняли это, а Менкаура - нет». И боги сдержали своё слово, в назначенный день фараон покинул подлунный мир.

Практически все древние мифы и легенды (впрочем, как и многие легенды новой формации) заключают в себе рациональное зерно. Пытливый ум всегда сумеет проникнуть сквозь завесу аллегорий и разглядеть смысл, скрытый в фантастических, на первый взгляд, историях. А как использовать приобретённое знание - это уже личное дело каждого.

Давным-давно - так давно, что даже время тогда текло в обратном направлении, на Балканском полуострове жили древние эллины, которые оставили народам всего мира богатейшее наследство. Это не только величественные здания, прекрасная античная настенная живопись и мраморные статуи, но и великие произведения литературы, а также, дошедшие до наших дней, древние предания - мифы Древней Греции, в которых отражено представление древних греков об устройстве мира и, в целом, обо всех процессах, происходящих в природе и в обществе. Одним словом, - их миропонимание и мировоззрение.

Греческая мифология складывалась в течение нескольких веков, передаваясь из уст в уста, из поколение в поколение. К нам мифы дошли уже в поэзии Гесиода и , а также в произведениях греческих драматургов Эсхила, и других. Вот почему их приходилось собирать из самых разных источников.

Мифографы появились в Греции около 4-го века до н.э. К ним относятся софист Гиппий, а также , Гераклит Понтийский и многие другие. Например, Дионисий Самойский составил генеалогические таблицы и изучал трагические мифы.

В героический период происходит централизация мифологических образов вокруг мифов, связанных с легендарной горой Олимп.

По мифам Древней Греции можно воссоздать картину мира в представлении её древних жителей. Так, согласно греческой мифологии, мир населяли чудовища и великаны: гиганты, одноглазые циклопы (киклопы) и могучие Титаны - грозные дети Земли (Геи) и Неба (Урана). В этих образах греки олицетворяли стихийные силы природы, которые были покорены Зевсом (Диасом)- Громовержцем и Тучегонителем, установившим порядок в мире и ставшим владыкой Вселенной.


Жан-Батист Мозес
Жан Огюст Доминик Энгр

Вначале существовал лишь вечный, безграничный, тёмный Хаос, в котором заключался источник жизни мира: всё возникло из Хаоса - и весь мир, и бессмертные боги, и богиня Земля - Гея, дающая жизнь всему, что живёт и растёт на ней; и могучая сила, оживляющая всё, Любовь - Эрос.

Глубоко же под Землёй родился мрачный Тартар - ужасная бездна, полная вечной тьмы.

Создавая мир, Хаос породил Вечный Мрак - Эреб и тёмную Ночь - Никту. А от Ночи и Мрака произошли вечный Свет - Эфир и радостный светлый День - Гемера (Имера). Свет разлился по всему миру, и стали сменять друг друга ночь и день.

Могучая, благодатная Гея породила беспредельное голубое Небо - Урана, который раскинулся над Землёй, воцарившись во всём мире. Гордо поднялись к нему высокие Горы, рождённые Землёй, и широко разлилось вечно шумящее Море.

После того, как от Матери-Земли произошли Небо, Горы и Море, Уран взял себе в жёны благодатную Гею, от которой у него родилось шестеро сыновей - могучих, грозных титанов - и шестеро дочерей. Сын Урана и Геи - титан Океан, обтекающий, подобно безбрежной реке, всю землю, и богиня Фетида породили на свет все реки, которые катили свои волны к морю, а также морских богинь - океанид. Титан Гипперион и Тейя дали миру Солнце - Гелиоса, Луну - Селену и румяную Зарю - розоперстую Эос . От Астрея и Эос произошли все звёзды, которые горят на ночном небе, и все ветра: северный ветер - Борей (Βορριάς), восточный - Эвр (Εύρος), южный Нот (Νοτιάς) и западный, ласковый ветер Зефир (Ζέφυρος), несущий обильные дождём тучи.


Ноэль Куапель

Кроме титанов, могучая Земля родила трёх великанов - циклопов с одним глазом во лбу - и трёх пятидесятиголовых сторуких великанов - Гекатонхейров, против которых ничто не могло устоять, потому что их стихийная сила не знала предела.

Возненавидел Уран своих детей-великанов и заключил их в недра Земли, не позволяя им выходить на свет. Мать-Земля страдала от того, что её давило страшное бремя, заключённое в глубине её недр. Тогда она вызвала своих детей, титанов, чтобы уговорить их восстать против Урана. Однако титаны боялись поднять руку на отца. Только младший из них, коварный Кронос , хитростью низверг Урана, отняв у него власть.

В наказание Кроносу богиня Ночь родила Таната - смерть, Эриду - раздор, Апату - обман, Кер - уничтожение, Гипноса - сон с кошмарными видениями, Немезиду - отмщение за преступления - и многих других богов, внёсших в мир Кроноса, воцарившегося на троне своего отца, ужас, раздоры, обман, борьбу и несчастье.

У самого же Кроноса не было уверенности в прочности и долговечности своей власти: он боялся, что его дети восстанут против него и его постигнет участь его собственного отца Урана. В связи с этим, Кронос повелел своей жене Рее приносить ему рождавшихся детей, пятерых из которых он безжалостно проглотил: Гестию , Деметру , Геру, Аида и Посейдона .


Ноэль Куапель
Чарльз Уильям Митчелл

Рея, чтобы не потерять и последнего своего ребёнка, по совету родителей, Урана-Неба и Геи-Земли, удалилась на остров Крит, где в глубокой пещере родила своего младшего сына Зевса . Скрыв в пещере новорождённого, Рея дала жестокому Кроносу проглотить вместо сына длинный камень, завёрнутый в пелёнки. Кронос и не подозревал, что был обманут своей женой, в то время как Зевс рос на Крите под присмотром нимф Адрастеи и Идеи, вскормивших его молоком божественной козы Амалфеи. Пчёлы носили мёд маленькому Зевсу со склонов высокой горы Дикты, а у входа в пещеру юные куреты ударяли мечами в щиты всякий раз, когда маленький Зевс плакал, чтобы его плач ненароком не услышал всевластный Кронос.

На смену титанам пришло царство Зевса, победившего своего отца Кроноса и ставшего верховным божеством Олимпийского пантеона; властелином небесных сил, повелевающим громами, молниями, тучами и ливнями. Господствуя во вселенной, Зевс давал людям законы и охранял порядок.

В представлении древних греков Олимпийские боги были похожи на людей и отношения между ними напоминали отношения между людьми: они ссорились и мирились, завидовали и вмешивались в жизнь людей, обижались, принимали участие в войнах, радовались, веселились и влюблялись. Каждый из богов имел определенное занятие, отвечая за конкретную сферу жизни:

  1. Зевс (Диас) - властитель неба, отец богов и людей.
  2. Гера (Ира) - супруга Зевса, покровительница семьи.
  3. Посейдон - владыка морей.
  4. Гестия (Эстия) - защитница семейного очага.
  5. Деметра (Димитра) - богиня земледелия.
  6. Аполлон - бог света и музыки.
  7. Афина - богиня мудрости.
  8. Гермес (Эрмис) - бог торговли и вестник богов.
  9. Гефест (Ифестос) - бог огня.
  10. Афродита - богиня красоты.
  11. Арес (Арис) - бог войны.
  12. Артемида - богиня охоты.

Люди на земле обращались к богам - к каждому по его «специальности», воздвигали им храмы и, чтобы умилостивить их, приносили дары в качестве жертвоприношений.

Прислушайся, это не ветер

Колышет верхушки стволов -

Минувших тысячелетий

Призывный доносится зов.

И вот уже чудо-триеру

Колотит священная дрожь,

Ты Понтом сверкающе-серым

Вослед аргонавтам плывешь.

Но манит тебя не добыча,

Не блеск золотого руна -

Ушедшего мира величье,

Живая его глубина.

Чтобы отправиться в такую даль, как Колхида, следовало иметь не такое судно, каким пользовались в те времена, чтобы плыть от острова к острову, не упуская из вида землю. Необходим был корабль, который мог бы вынести удары волн сурового Понта. Ясон нашел мастера, согласившегося построить судно, какого еще не держали на своих белых плечах нереиды. По имени этого мастера – Арг – будто бы и назвали корабль «Арго» .

За постройкой судна в порту Фессалии Пагасах наблюдала сама Афина, опытная в любом мастерстве. Она внушила строителю, какие выбрать сосны для бортов и мачты, как их обстругать, как соединить доски швами и в каких местах скрепить гвоздями. Для киля Афина выбрала и принесла из Додоны дубовое бревно. Оно было не только крепче меди, но и обладало даром речи. Правда, понимать эту речь мог не всякий. Когда «Арго» был готов и тщательно осмолен, на борту у носа вырисовали синий глаз, чтобы корабль не был слеп и видел свою цель.

После этого по всей Элладе прозвучал клич, на который откликнулись многие герои. Был среди них божественный певец Орфей, умевший звуками кифары зачаровывать скалы и останавливать речные потоки. Явились могучие близнецы Кастор и Полидевк, провидец Идмон, внук Мелампода. Прибыли быстрокрылые сыновья Борея – Зет и Калаид. На борт «Арго» поднялся Геракл с юным красавцем Гиласом. Сама Афина привела Тифия, обладавшего знанием моря. Его она назначила кормчим. Всего собралось более шестидесяти героев .

Когда стали решать, кому быть предводителем, первым было названо имя Геракла. Но могучий герой отклонил эту честь, полагая, что вождем должен быть тот, кто собрал всех на подвиг. И власть передали Ясону.

Приняв ее с благодарностью, Ясон дал команду спускать «Арго» на воду. Скинув одежды, герои опоясали судно крепкосплетенным канатом, чтобы оно не развалилось, когда его будут толкать по земле. Потом врыли под килем и положили перед носом гладкоотесанные катки и, навалившись на корабль, повлекли его к морю. И застонали катки от прикосновения киля, вокруг них заклубился черный дым. Вздулись у героев мускулы на руках и ногах. Чем тяжелее судно на суше, тем устойчивее на воде. Когда «Арго» наконец закачался на волнах, радостный крик героев и всех наблюдавших за спуском на воду огласил Пагасийский залив, и эхо его отозвалось в горах Пелиона.

Подкрепившись вином и жареным мясом, герои устроились на берегу отдыхать. Спали они прижавшись друг к другу. И многим в ту ночь снилось руно, слепящее солнечным блеском.

Отплытие

Едва лишь взор розоперстой Эос коснулся вершин хребта Пелиона, аргонавты взошли на корабль и заняли места, какие им назначил жребий. Под тяжестью могучих тел прогнулись скамьи. Заскрипели налаживаемые в уключинах весла. Но еще до того, как они коснулись воды, послышался плеск. Это по знаку корабельного предсказателя Идмона в море выливали вино в жертву богам, усмиряющим ветер и волны. Тотчас же стал Тифий за кормовое весло. Орфей, пройдя на нос корабля, ударил по струнам. Дивный его голос заполнил пространство.

Древнегреческое судно. Помпейская фреска

По знаку Тифия гребцы завели весла и с силой рванули их на себя. Тронулся с места корабль, как неукротимый бегун. Зашумело под килем виноцветное море. За кормой, словно тропинка по зелени луга, потянулся белый пенистый след.

Вот уже «Арго» скрылся за мысом, но песня Орфея все еще звучала в ушах оставшихся на берегу. Казалось, божественному певцу подпевают нереиды и сам Аполлон ударяет по натянутым над горами лучам-струнам Гелиоса.

Когда «Арго» вышел в открытое море, герои, не занятые веслами, подняли высокую мачту, установили ее в глубоком гнезде на палубе, закрепили со всех сторон скобами и канатами. Затем они приладили паруса и, потянув за веревку, распустили их. Затрепетало божественное полотно под попутным ветром, как крылья Аполлонова лебедя. Гребцы подняли весла и, прикрепив к бортам, вышли на свет. Приветствуя «Арго» как своего собрата, из морской глубины поднялись дельфины и понеслись за ним, то погружаясь, то всплывая, как бегут овцы и ягнята за звуками свирели по высокому, еще не выжженному Гелиосом лугу.

Лемносские жены

Земля пеласгов слилась с туманом, и остались позади Пелионские скалы, когда вдали показался Лемнос. Ветер затих, и аргонавты подплыли к острову на веслах. На берегу не оказалось ни души, но на городской стене остроглазый Линкей рассмотрел женские лица. И Ясон приоделся, чтобы выглядеть мужем, достойным гостеприимства.

На могучие плечи он накинул багряный гиматий, дар Афины Паллады, вытканный самой божественной мастерицей. С несказанным искусством были на нем изображены многочисленные сцены: киклопы, кующие молнии Зевса, строители Фив Зет и Амфион, бег колесниц, состязание Пелопса с царем Эномаем, решившее судьбу царства и ставшее началом Олимпийских игр, и многие другие сюжеты из древних преданий, знакомых каждому минийцу с детства.

Едва Ясон приблизился к городу, ворота распахнулись, и гостя встретила сама царица Лемноса, окруженная многочисленными женами. С удивлением заметил Ясон, что среди встречавших не было ни одного мужского лица. В царских чертогах царица Гипсипила усадила Ясона перед собою на кресло, и он услышал ее рассказ.

– Не удивляйся, Ясон, – сказала царица. – Мы своих мужей отослали в земли фракийцев – ведь им были любы фракиянки, нами же они гнушались. С ними вместе ушли и мальчики, не пожелав остаться под материнским кровом. Так что теперь мы правим городом сами. Но властью мы не дорожим, и если ты захочешь остаться, получишь хоромы отца моего Фоанта. На нашем плодороднейшем из островов всем хватит места, и для твоих спутников открыты ворота города и двери наших домов.

Скрыла царица от гостя, опасаясь, что он немедленно покинет город, правду о преступлении: мужи Лемноса были не изгнаны, а зверски убиты вместе со всеми старцами и мальчиками, включая младенцев.

Не зная об этом, мореходы охотно вступили в город. Афродита связала их узами любви с теми, кто по собственной вине был лишен мужской защиты и ласки. И вот уже позабылась Колхида и ее золотое руно. Первым очнулся Геракл и напомнил, что целью героев должен быть подвиг, а не наслаждение плотью, которое тянет к безделью и губит в бездействии. И стыд охватил героев. Немедленно они двинулись к морю. Узнав о грозящей разлуке, жены сбежались, подобно пчелам, носящимся с шумом вокруг расцветающих лилий, и берег уподобился гудящему лугу. Сколько сквозь слезы было сказано слов! Знали герои, что оставляют не только жен, но и детей, которые родятся, если это будет угодно богам.

В гостях у Кизика

За несколько дней плавания аргонавты добрались до торчащих, как собачьи головы, голых скал, словно бы охранявших вход в узкий пролив. Орфей затянул звонкую песню. Он пел о том, что «Арго» на верном пути, ибо открывающееся перед ним море называется Геллеспонтом в честь Геллы, сестры Фрикса, которая не удержалась на спине овна и не достигла Колхиды и все же боги обессмертили ее имя. Какая же слава ждет тех, кто доставит оттуда золотое руно!

Между тем «Арго» вошел в воды Пропонтиды, и взору героев открылся остров с горбатой, покрытой лесом горой, напоминающей фигуру медведя. У подножия этой горы, называвшейся Диндимом, жили потомки Посейдона долионы, а вершину занимали шестирукие великаны, их недруги. Слух о гостеприимстве долионов прошел по всем берегам Внутреннего моря, и аргонавты решили их навестить, чтобы разузнать об ожидающих впереди трудностях.

– Да! Да! – подхватил Зет. – Она обещала от имени Зевса, что гарпии оставят Финея в покое.

– Как мне отблагодарить вас, мои спасители! – проговорил Финей, едва сдерживая слезы. – Избавление от чудовищ надо отпраздновать. В подвалах у меня много снеди. Давайте устроим пир.

Аргонавты с радостью согласились. Прежде всего они очистили дом от перьев и зловонного помета. Потом они отнесли старца к морю, омыли его в волнах и дали новую одежду. Разожгли очаг. Закололи отборных овец, привезенных с собой на «Арго». Накрыли столы и сели за них, помолившись богам.

Один из двух крылатых сыновей Борея угрожает копьем гарпиям, которые летят над ним, держа отнятые у Финея еду и сосуд с вином (роспись на сосуде)

Впервые за несколько месяцев Финей смог насытиться. Когда же к нему возвратились силы, он отодвинул миску и сказал:

– Слушайте меня, друзья! Я не смею раскрыть вашу судьбу до конца, но боги разрешили предупредить о ближайших опасностях.

Встретятся вам два иссиня-черных утеса, словно грудью преграждающие путь в Колхиду. Вкруг них всегда вздымаются волны, страшно кипя. Стоит лишь кораблю, лодке или птице проплыть или пролететь между ними, они сходятся с дикой яростью. И вот вам совет. Возьмите на корабль голубку и держите ее наготове, ибо и пернатые могут спасти смертных, если на это воля богов.

Долго еще вещал Финей. Он говорил о странных народах, населяющих берега, о помощи богов, ожидающей их среди бед, о битве с драконом. Аргонавты слушали молча, стараясь запомнить каждое слово.

Затем, соорудив на берегу алтарь и возложив на нем жертвы, герои взошли на корабль и взялись за длинные весла.

Синие скалы

Судно шло, раскидывая высоким носом белую пену. Затаенная мощь моря напоминала о себе, когда в борт ударяла волна, обрушивая на палубу фонтан брызг. По правому борту тянулся берег, то ниспадавший в море голыми каменными складками, то покрытый деревьями с зелеными кудрявыми кронами.

Издали доносился грохот, напоминавший удары гигантского молота. И поняли герои, что приближаются синие сталкивающиеся скалы , о которых предупреждал Финей. Линкей с голубкой в руках вышел на нос. По команде Тифия остальные спустились к скамьям, чтобы взяться за весла по двое.

Вот и они, Синие скалы, окруженные пенистым водоворотом. Отделенные друг от друга не более чем на сорок локтей, они сталкивались время от времени, видимо, потому, что между ними что-то проплывало. Приблизившись, герои увидели сотни раздавленных рыб. И не было на корабле ни одного, чье сердце не сжалось бы от страха. Ведь перед ними не враг, которого можно осилить, сразить копьем, а бездушные каменные громады, убивающие все живое.

Гигантские горы совсем рядом, так что казалось – можно было дотянуться до них веслом.

– Голубку! – приказал Тифий.

Брошенная сильной рукой птица понеслась между скалами. Они сошлись со страшным треском, оглушившим героев. Но все видели, что голубка проскочила и скалы задели лишь ее хвост.

– Весла! – яростно крикнул Тифий, не дожидаясь, пока скалы займут свои прежние места.

Корабль понесся со скоростью стрелы, но героям казалось, что он еле движется. Снова послышался треск, уже сзади. Оглянувшись, герои увидели, что скалы сошлись, оторвав край кормы. Но радоваться было еще рано. Возникший от удара скал водоворот едва не втянул судно назад, в образовавшееся мгновенно пространство.

Тифий сильным ударом кормового весла пропустил гигантскую волну под киль и крикнул:

– Гребите что есть сил!

Согнулись весла под мощью рук, но «Арго» не двигался с места. И тут произошло чудо! Герои подняли весла и не успели их опустить, как корабль рванулся вперед, подальше от скал, словно его подтолкнула чья-то невидимая рука.

– Кажется, мы спасены! – сказал Тифий, вытирая вспотевший лоб.

– Обернитесь! – вдруг вскрикнул Орфей.

Герои повернули головы. Между скал пролетела стая птиц. Они же не шевельнулись. Исполнилась предсказанная Финеем воля богов: если хотя бы одно судно проплывет между этих бешеных скал, им суждено стоять неподвижно.

– Вот оно что! – проговорил Тифий. – Мы в неведомом море, грозном, безлюдном. Слышал я от стариков, что на берегах его живут племена, не знающие законов гостеприимства. Наш же путь лежит на восток. Давайте растянем парус пошире и отдадим корабль дуновенью Зефира.

У мариандинов

Остроглазый Линкей первым увидел вдали берег, и Тифий направил к нему «Арго». Берег был пуст, прерываясь лишь реками, низвергавшими в Понт мутные воды.

Войдя в одну из этих рек, аргонавты оказались на земле, которой правил Мариандин, один из сыновей Финея . Узнав о помощи, которую герои оказали его отцу, царь встретил их с распростертыми объятиями. Пир сменялся пиром, развлечение развлечением. На одном из пиров царь попросил прибывшего на «Арго» прорицателя Идмона поведать о будущем своих потомков. Идмон, знающий будущее, предсказал, что много лет спустя к этому берегу подойдут корабли и те, кто с них высадится, воздвигнут великий город. Идмон передал не все, что узнал от Аполлона. Боясь, что царь сменит милость на гнев, провидец не поведал, что пришельцы поработят народ мариандинов.

На следующее утро во время охоты Идмон пал от клыков вепря, ибо боги, открывающие будущее, не терпят корысти. Идмону царь мариандинов устроил пышные похороны. Много лет спустя, когда на месте остановки «Арго» появился великий город Гераклея Понтийская, погребальный холм Идмона стал его акрополем.

В день, близкий к отплытию, от внезапной болезни ушел в аид Тифий. Был он предан земле, и у кормового весла встал бесстрашный сердцем самосец Анкей, украшенный редким умением водить корабли. Отданы были ему голоса большинства аргонавтов.

Ярость Зевса

Несколько дней ветер гнал «Арго» на восток, и он несся по волнам, быстрый, как сокол в воздушном пространстве. Потом утомились крылья ветра, и пришлось аргонавтам взяться за весла и грести днем и ночью, не встречая реки, куда можно было бы войти.

Однажды ночью над кораблем послышался шум гигантских крыльев. Это пролетал орел, посланный Зевсом терзать печень Прометея. Молча смотрели герои вослед пернатому палачу, не решаясь из страха перед его грозным повелителем что-нибудь сказать в осуждение жестокой и несправедливой расправы над прикованным к скале титаном. Но мысленно они желали благородному Прометею стойкости перед напастью.

Вскоре герои увидели остров, отдаленный от берега бурлящим проливом. Направившись к нему, они отыскали узкую бухту, ввели в нее «Арго» и отдали его под защиту поросших редким лесом скал.

Стемнело, и сразу же подул ветер, вздымавший гигантские волны. Деревья на скалах сгибались, как тростинки. Аргонавты легли, крепче прижавшись друг к другу и к общей матери – земле. Где-то рядом обрушился гром, и перун Зевса прорезал черное небо. Кто-то из героев прошептал: «Зевс не только слышит речи, но и понимает помыслы смертных». Гром ударил еще раз, словно подтверждая эту мысль.

– Взгляните на море! – вскрикнул Орфей.

Повернув головы, герои увидели корабль, взнесенный

волной и от ее удара расколовшийся на две половины.

– Вовремя мы причалили! – произнес Анкей.

– Может быть, не мы, а несчастные на том корабле прогневали Зевса, – предположил кто-то.

Дождь лил, как из пифоса, поэтому никто из героев за всю ночь не сомкнул глаз. Когда же рассвело и небо просветлело, все увидели огромную птицу, кружившую над берегом. Качнув крыльями, она сбросила тяжелое перо. Рассекая воздух, оно полетело вниз и вонзилось в плечо одного из героев.

– Скорей на корабль за щитами! – крикнул Ясон. – Это остров Ареса, о котором нас предупреждал Финей.

Когда аргонавты уже были на корабле, в небе показалась целая стая птиц.

– Рубите канаты! – закричал Анкей.

– Не торопись! – остановил его Ясон. – Вспомни совет Финея: надо не только пристать к острову Ареса, но и пройти его насквозь.

Обращаясь к героям, Ясон крикнул:

– Друзья! Возьмите свои мечи и щиты, наденьте медные шлемы! Как только спустимся на берег, по моему знаку начинайте кричать, одновременно ударяя мечами по щитам.

Хитрость удалась. Птицы Ареса, напуганные страшным шумом, поднялись в воздух и скрылись в небе. После этого Ясон приказал части героев оставаться у корабля, а остальных повел в глубь острова.

Прошло совсем немного времени, и Ясон с его спутниками вернулись. Они вели с собой четырех незнакомцев, судя по их жалкому виду – с погибшего ночью корабля.

– Если бы не мы, – проговорил Ясон, – эти люди погибли бы.

– Не потому ли нас направил сюда Финей? – вскрикнул Анкей.

– Кто знает? – пожал плечами Ясон.

Все находившиеся на острове вместе с Ясоном сели на весла, и корабль отчалил. Ясон и Орфей занялись страдальцами. Они перевязали им раны, дали сухую одежду, уложили на теплые шкуры.

Несчастные опомнились лишь к вечеру. Едва держась на ногах, они вышли на палубу и рассказали окружившим их аргонавтам о себе и своих злоключениях. Это были сыновья Фрикса и царской дочери Халкиопы. В плавание они пустились, выполняя предсмертный завет отца. Фрикс, проживший в Колхиде много лет, считал ее чужбиной и мечтал о том, чтобы сыновья вернулись в Орхомен и унаследовали власть царя Афаманта.

– Так вы мои родственники! – воскликнул Ясон, бросаясь к спасенным. – Мой дед Крефей был родным братом Афаманта. Сам же я сьн Эсона и направляюсь в Колхиду. Но вы не назвали своих имен.

– Я – Китиссор, – ответил рассказчик. – Братьев моих зовут Фронтис, Аргос и Мелас. Наш отец Фрикс, а мать Халкиопа. Мы – внуки Гелиоса. Но позволь задать мне вопрос.

– Я тебя слушаю, Китиссор, – отозвался Ясон.

– Что ведет вас в Колхиду?

– Это длинная история, если рассказывать по порядку. Но если сказать главное – мы плывем за золотым руном.

– О боги! – воскликнул сын Фрикса. – Да ведаешь ли ты, что будешь иметь дело с моим дедом Ээтом, сыном Гелиоса? Он равен силой Аресу и царствует над несчетными племенами. Но и не будь Ээта и свирепых колхов, как бы ты взял золотое руно? Ведь его сторожит огромный дракон, не знающий сна.

По мере рассказа мрачнели лица героев.

– Не подумай, – продолжал Китиссор, – что я хочу тебя испугать. Идущему в бой негоже свою душу тешить обманом. И если ты решишь продолжать путь, то знай, что можешь рассчитывать на меня и моих братьев, как на себя самого.

– Назад у нас нет пути! – произнес Ясон под одобрительные возгласы. – Не для того Афина соорудила наш корабль, чтобы он вспять обращался. Помощь же, что ты нам обещаешь, бесценна.

– Да! Да! – подхватил Анкей, не отпуская кормового весла. – Бесценна! Ведь нам неведомы подводные камни и мели этого моря. Боги направили нас на остров Ареса, чтобы мы встретили вас. Теперь я в этом уверен. Стань, Китиссор, рядом со мной у кормила. А когда устанешь, тебя сменят братья.

К цели

И обрел «Арго» особую зоркость, которой ему так не хватало, несмотря на нарисованный на борту глаз. В то время как один из братьев вместе с Анкеем находился у кормового весла, трое других, сидя на связке каната у мачты, рассказывали обо всем, что могло интересовать аргонавтов. Еще раньше герои видели на лесистом берегу деревянные сооружения, которые принимали за сторожевые башни. Оказалось, что это моссины – жилища некоего варварского племени, получившего по ним название «моссинеки». В башне обитала одна большая семья вместе с домашними животными и птицами. Всеми жителями башен управлял царек, бывший одновременно и судьей. Если его поведение не устраивало старейшин, повелителя запирали в одной из моссин и морили голодом.

– Глупцы! – заметил по ходу рассказа Ясон. – Будь это у нас в земле миниев, кто бы согласился царствовать!

Еще большее оживление вызвал рассказ о другом варварском племени, жившем за моссинеками. В день, когда рожают жены, их мужья, распростершись на ложах, стонут, и им, как роженицам, готовят омовения. Роженицы же производят детей без всякой помощи.

За рассказами гостей «Арго» незаметно проходило время. Вдали показались отвесные кручи Кавказа, казавшиеся близкими из-за огромной высоты.

– Здесь надо плыть осторожнее! – предупредил Китиссор.

– Подводные скалы? – спросил кормчий.

– Нет! Корабли Ээта, обладающего на этих берегах мощным флотом.

– Но ведь нам все равно придется войти в какую-нибудь гавань, – заметил Ясон.

– Мы ее минуем, – ответил Китиссор. – Войдем в Фасис ночью и, сняв мачту и паруса, спрячемся в береговых камышах.

Ночью, полагаясь на опытных сыновей Фрикса, Анкей ввел корабль в широко разлившийся Фасис. Мачта была снята и уложена на палубу. Аргонавты вышли на палубу и вслушивались в ночную тишину, нарушаемую время от времени кваканьем лягушек и криками каких-то птиц. А Ясон со своими родственниками спустился за борт и двинулся к берегу.

На Олимпе

В то время как «Арго» стоял в устье Фасиса, скрываясь от вражеских взоров, Олимп жил своей привычной жизнью. В мегароне богов Зевс, склонившись с трона, что-то говорил на ухо Гермесу, а тот кивал головой. Гефест в пристройке ко дворцу без устали колотил молотом, и по ударам можно было измерять время. Афродита в своих покоях томно раскинулась на ложе и, глядя в зеркало, расчесывала дивные волосы. Во дворе Эрот увлеченно играл в бабки с любимцем Зевса Ганимедом.

Гера, уединившись с Афиной, взволнованно объясняла ей:

– Не знаю, что делать?! «Арго» в Колхиде. Но как обмануть хитрого и злобного Ээта? Бедный Ясон! Как ему помочь?

– Я тебя понимаю и сочувствую! – сказала Афина. – С какой стороны подойти? Не придумаю…

– Постой! – перебила Гера. – А не воспользоваться ли помощью Афродиты? Конечно, она доставила мне столько огорчений. Но ради Ясона и его спутников я готова на все. Я слышала, у Ээта есть дочь Медея. Любовь творит чудеса.

Афина презрительно повела плечами.

– Мне это не нужно. Но если хочешь, могу тебя сопровождать.

При виде гостей Афродита наскоро закрепила волосы и показала богиням на кресла.

– Садитесь! Давно же вы у меня не были. Что вам показать? Вот этот гребень. Какая тонкая работа… Мой супруг готов мастерить целые дни…

– Пока ты тут красуешься, у нас беда, – перебила Гера. – «Арго» уже стоит в камышах на Фасисе. Без твоей помощи не обойтись.

Лицо Афродиты покрылось румянцем. Ей было приятно, что суровая и непреклонная Гера явилась к ней первая.

– Я готова. Если появилась нужда в моих слабых руках, можешь на них рассчитывать.

– У нас нет нужды в твоих руках, – сказала Гера, отводя взгляд, – ни в слабых, ни в сильных. Отдай приказание своему отроку, чтобы он поразил стрелой дочь Ээта Медею.

– Хорошо! Я постараюсь. Хотя нелегко мне придется. Стал непослушен мой сын и дерзок. Пойду поищу его.

Игра была в разгаре. Ганимед размазывал по смазливому лицу слезы, а Эрот, победитель, с хохотом прижимал к груди золотые бабки.

– Опять выиграл! – пожурила Афродита сына. – Снова обманул и гордишься нечестной победой. За это услужи мне!

– Нет от тебя покоя, ма! Дай поиграть!

– Не даром ведь! Получишь игрушку, какой не имел никто, кроме Зевса, когда он был ребенком, а не отцом богов.

Глазенки Эрота загорелись.

У Ээта

Высоко вознесся к небу дворец Ээта. Его сверкающие под взглядом Гелиоса золотые стены окаймлены двумя рядами высоких медных колонн. Двор засажен благоухающими деревьями. Под аркой, образованной цветущим виноградом, бьют четыре ключа. Из пастей каменных львов изливаются молоко, вино, благовонное масло и теплая вода.

– Не людских рук это дело! – выдохнул Ясон.

– Ты прав! – подтвердил Китиссор. – Эти источники соорудил сам Гефест после того, как Гелиос поднял его, утомленного в битве с гигантами, на свою колесницу.

– Он также изготовил для Гелиоса медноногих быков, выдыхающих пламя, – добавил второй брат.

– И также плуг с лемехом из адаманта! – вставил третий.

– А где покои царя? – поинтересовался Ясон.

– Они здесь, – пояснил Китиссор. – А в том здании, что пониже, живет наследник престола Апсирт, рожденный Ээтом от нимфы. На втором этаже размещены царские дочери со служанками.

– А вот и наша мать со своей сестрой Медеей! – радостно закричал Китиссор. – Смотрите, они нас заметили!

Оглянулся Ясон и встретился взглядом с прекрасной девой. Была она стройна и смугла, с гордой поступью, достойной внучки Гелиоса.

Халкиопа между тем издала радостный крик.

– Как я благодарна судьбе! – повторяла она, обнимая сыновей одного за другим. – Судьба вернула вас, видя мои слезы и печаль. Разве надо искать счастья на чужбине, оставляя мать одну?!

– Не чужбина нам Орхомен, – возразил Китиссор, – а отчизна нашего родителя, да будут благосклонны к нему владыки аида. Я помню, как он тосковал по родине. Здесь, кроме тебя и нас, детей, ничто не было ему мило.

В суматохе никто не заметил слетевшего с неба Эрота, не услышал биения его крыльев. Пристроившись за колонной, Эрот поднял лук, наложил на него стрелу и, натянув тетиву, пустил стрелу прямо в сердце Медее. И тотчас же взвился в небо, как шмель, предвкушая новую игру с Ганимедом и обладание мячом, материнским подарком.

Ахнула пораженная стрелой Эрота дева, охваченная жгучим безумием. И увидела она, как прекрасен чужеземец. Щеки против ее воли то бледнели, то покрывались румянцем. Руки утратили покой. Она то сплетала пальцы, то прижимала их к сердцу.

А между тем в покоях расторопные слуги омыли сыновей Халкиопы и их спасителей горячей водой и сменили им одежды, расставили на столе обильную еду и питье. Когда же все возлегли и стали тешить душу яствами, появился угрюмый Ээт.

Внуки бросились к деду и наперебой стали ему рассказывать о своем чудесном спасении на необитаемом островке, куда их выбросили разбушевавшиеся волны. Ээт, слушая, то и дело обращал тяжелый взгляд на спасителей внуков. В каждом прибывающем в его страну царь привык видеть соглядатая или соперника, стремящегося завладеть диадемой.

– Что тебя привело к нам, чужеземец? – обратился Ээт к Ясону, догадавшись, что он главный среди прибывших.

Ясон не стал скрывать ни цели своего плавания, ни происхождения, подчеркнув, что золотое руно необходимо ему для возвращения законной власти в Иолке.

Царь не поверил ни одному слову Ясона, решив, что внуки специально привели пришельцев, чтобы завладеть с их помощью его троном.

Прочитав во взгляде Ээта недоброжелательность, Ясон стал убеждать царя, что ему и его друзьям ничего не нужно, кроме золотого руна, и что он готов выполнить любое поручение, чтобы воздать славу царю Колхиды и выразить ему свою благодарность.

Слушал Ээт героя и не мог решить: сразу убить пришельца или испытать его силу.

– Что ж! – проговорил он, склонившись ко второму решению. – Есть у меня два быка медноногих, из ноздрей выдыхающих пламя. Подведя под ярмо, я гоню их по ниве Ареса и вспахиваю всю ее плугом, а затем из шлема засеваю зубами дракона, из которых вырастают воины в медных доспехах и убивают друг друга. Если действительно род твой идет от богов, ты не уступишь мне в мощи и сумеешь повторить мой подвиг. Лишь тогда заслужишь награду, которую ищешь.

Не спешил Ясон с ответом, понимая, что невыполнимо условие Ээта, что сулит оно гибель.

– Много помех создаешь ты, царь! – ответил он наконец. – Но я принимаю твой вызов. С судьбой не спорят и боги, мне ли, смертному, с ней бороться. Суровый рок привел меня к тебе, и если мне суждена здесь гибель, я встречу ее достойно.

– Иди! – усмехнулся царь. – И знай: если дрогнешь, если отступишь перед жарким дыханием быков или побежишь в страхе от меднодоспешного воинства, уж я позабочусь, чтобы впредь никто не дерзнул покушаться на мое достояние.

С тяжелым сердцем покинул Ясон царский дворец и поспешил вместе со своими спутниками к кораблю. А в ушах Медеи все звучал его голос, и она устремилась мыслью вслед за героем.

Знак Афродиты

Почти у самого Фасиса героев догнал Китиссор, и на корабль они поднялись вчетвером. Выслушали герои Ясона и долго молчали, не зная, как быть. Всем было ясно, что отказываться от предложения Ээта нельзя. Но как избежать ловушки? Каким богам приносить жертвы? У кого из них испросить совета?

– Нет ли здесь какого-нибудь оракула? – первым нарушил молчание Орфей. – Лучше всего – владычицы Геры. Ведь она покровительствует Ясону.

– Геру здесь не почитают, – отозвался Китиссор, – да и помочь нам сможет только среброногая Афродита.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Ясон. – Не думаешь ли ты, что она вооружит нас стрелами своего сына?

– Ты догадался, – сказал Китиссор. – Достаточно и одной из них, которой Эрот уже попал в цель. Пока ты, Ясон, вел словесный поединок с Ээтом, я наблюдал за его дочерью, моей двоюродной сестрой Медеей, не спускавшей с тебя глаз. Уверен, что без Афродиты здесь не обошлось, и это сулит всем нам великую пользу. Знай, что Геката обучила деву варить зелья изо всего, что производит земля и Понт. Она постигла пути небесных светил и умеет возвращать к жизни мертвых.

– Что же ты предлагаешь? – перебил Ясон.

– Принести жертву Афродите и, если богиня ее примет, вам оставаться на месте, а мне идти во дворец и поговорить с Медеей.

Едва юноша произнес эти слова, как в небе показался голубь. За ним несся коршун. Подлетев к Ясону, птица Афродиты спряталась в одеждах героя.

И поняли все, что сама Афродита вещала устами юноши и что можно надеяться на помощь царской дочери.

Цветок солнца

Оставшись одна, Медея открыла резной ларец и вынула ракушку, наполненную коричневатой мазью. Не отводя от нее взгляда, девушка вспоминала тот солнечный день, когда она, карабкаясь по отвесным скалам, вдруг увидела то, за чем шла, что искала: растение на высоком стебле, напоминавшее узкими листьями и цветами шафран, но имевшее не синевато-фиолетовый, а огненно-красный цветок. Такого растения не было нигде в мире, кроме той части Кавказа, над которой пролетал орел, терзавший печень Прометея. Капли крови стекали с кривых когтей на землю, и в месте их падения вырастали такие цветы. Их сторонились птицы и звери. И девушке также было страшно прикоснуться к пылающему цветку. Закрыв глаза, она провела по стеблю ножом. И в это же мгновение что-то над ней задвигалось, послышался стон, многократно повторенный эхом.

С величайшим трудом, боясь оступиться и повредить драгоценную добычу, Медея спустилась в долину и дождалась ночи, опасаясь, что кто-нибудь в городе или во дворце может увидеть ее с цветком. Месяц спустя, когда цветок высох, она растолкла его лепестки в ступе, а порошок смешала с целебным змеиным ядом. Потом она опробовала действие мази на себе. Намазала ею руку по локоть и сунула в пылающий очаг. Она не почувствовала жара. Мазь обладала удивительным свойством защищать от ожога. Но хватит ли ее на могучее тело Ясона?

Медея в роскошных восточных одеяниях и со шкатулкой со снадобьями в руках. Рядом с нею конь Амфитриты

Медея отложила ракушку в сторону и вдруг почувствовала, что на лбу проступает испарина. «Я проверяла действие мази в чистом пламени алтаря, – подумала она с ужасом, – но Ясона обожжет пламя волшебных быков. Не погибнет ли он жалкой смертью на пашне Ареса?!»

Медея бросилась на постель и призвала к себе послушный ей сон. Но сон противился ее воле. Тело сжигало огнем. Отчаяние сменялось ослепительной радостью, а радость – жгучим стыдом. Неудержимо хлынули слезы. «Что со мной? – думала девушка, не находя себе места. – Кто мне этот чужеземец, явившийся за сокровищем отца? Пусть он погибнет на ниве Ареса, если так распорядилась судьба. Нет! Нет! Пусть уезжает подальше от моих глаз. Но как мне без него жить! Не лучше ли принять яд и положить конец мучениям?»

Она вскочила и, подбежав к ларцу с зельями, стала искать яд, дарующий мгновенную смерть. Но вдруг ее охватил страх. Затряслись руки. Стеснило дыхание. В памяти всплыли лица милых подруг, луг в весенних цветах, силуэт далеких гор. Она явственно увидела себя в погребальном саване, услышала притворные вопли плакальщиц у открытой могилы.

Нет! Нет! Она рванулась к двери, приняв бледный свет Селены за рассвет. Служанки, не ведая ее тревог, мирно посапывали в прихожей.

Снаружи было еще темно, но светло стало в душе при одной мысли, что вскоре она будет ощущать дыхание чужеземца, впивать блеск его красоты.

– Дед мой Гелиос! – воскликнула она, вздымая вверх руки. – Что ты не гонишь своих коней? По тебе соскучились деревья и травы, птицы, мотыльки, чей век так краток. Но более всех истосковалась я. Помнишь, как я на круче срывала волшебный цветок и ты один поддерживал меня взглядом? Теперь в этом цветке, превращенном в мазь, спасение для того, кому имя Ясон. Ослепи его врагов, Гелиос! Повергни их к его ногам, как красота чужеземца повергла меня, заставив забыть девичий стыд, мать с отцом и брата .

У храма Гекаты

Взяв в руку бич, Медея взошла на повозку, где уже находились служанки, и мулы понеслись. Путь лежал через город, и все, кто в этот ранний час видел царскую дочь, не мог отвести от нее взгляда. Встречный ветер шевелил ее золотые волосы. Глаза излучали такую ослепительную радость, словно дорога вела не в святилище богини мрака и чародейства Гекаты, а в храм угодного всем девам Гименея .

Город остался позади. Колеса, войдя в мягкую землю, перестали стучать, и стал слышен торжествующий гимн пернатых, приветствующих восход златотронного Гелиоса. Эти звуки заставили Медею забыть ночные страхи, наполнив все ее существо ликованием.

У бревенчатого строения, от древности наполовину ушедшего в землю, Медея остановила мулов и сошла на замощенную камнем площадку рядом с алтарем.

Приказав девушкам распрячь мулов и отвести их на луг, она добавила:

– Натешьте сердца песнями, а взор – луговыми цветами.

С этими словами она направилась к серебристому тополю, гордо взметнувшему к небу пышную крону. Устроившиеся в ветвях вороны шумно переговаривались, и Медея, понимавшая язык вещих птиц, прислушалась к их болтовне.

– Смотри! Вон там, у реки, двое. Один много раз посещал наш храм, а другой… В его руках лук, как бы не сбил он наших воронят.

– Он передает лук твоему знакомцу. Он задумал что-то другое.

Девушка вздрогнула, поняв, что вороны увидели Ясона. А вот и он, прекрасный, как возникший из Океана Сириус, и такой же губительный. У Медеи замерло сердце, щеки зажглись горячим румянцем, колени охватила слабость. Когда Ясон приблизился, она не смогла ни раскрыть рта, чтобы ответить ему приветствием, ни протянуть ему руки. Ладони прилипли к бедрам. Таково колдовство любви, от которого, что бы ни говорили поэты и мудрецы, нет никакого спасения, никакого лекарства.

Ясону чувство это было неведомо. Но, убедившись, что царская дочь его любит, он радовался нежданной помощи Афродиты. Уловив эту радость, осветившую прекрасное лицо Ясона, Медея не поняла ее причины. Но она смогла улыбнуться, а потом и заговорить – нет, не о своей любви, а о деле.

Передавая Ясону мазь, она впервые коснулась его руки. Он благодарно схватил ее ладонь и поднес к губам. Наверху закаркали вороны, как всегда сплетничая, но Медея не вслушивалась в их болтовню, чувствуя лишь торопливое биение своего сердца. А когда Ясон отпустил ее руку, она отвела его в сторону и прошептала:

– Помолившись Гекате, вылей из чаши на землю предназначенный ей мед и уходи поскорей, не оборачиваясь, что бы ни услышал. Иначе нарушишь чары. Когда же наступит заря, обнажившись, натрись мазью и станешь могуч, как тот, из капли крови которого мазь. Натри ею свой щит. Выйдя на поле Ареса, присмотри камень побольше.

Она еще долго объясняла, а потом, замявшись, сказала:

– Помни меня, если тебе удастся возвратиться в отчий дом. И я никогда тебя не забуду и буду гордиться, что помогла тебе избежать верной гибели.

– Я понял, – сказал герой, – твоя мазь, предназначенная для моего спасения, из крови Прометея, который рожден Иапетом в моей окруженной горами стране. У нас он основал первые города и воздвиг храмы богам, был первым нашим царем. Мою родину называют Гемонией. Знай же, дева, что в Иолке, Орхомене и в других городах Гемонии, где не слышали имени твоего родителя, будут помнить о тебе как нашей спасительнице. Теперь же нам пора разойтись, чтобы нас не опередил закат твоего лучезарного деда. Мне кажется, что он сейчас видит нас и желает нам новой встречи.

Испытание

Выполнив предписания волшебницы, Ясон поспешил к полю Ареса, где его с нетерпением ожидал Ээт, окруженный свитой. Проверив, нет ли у героя меча или кинжала, царь передал ему сосуд с драконьими зубами и показал на край поля, где стоял наготове плуг со сверкавшим на солнце адамантовым лемехом.

С одним лишь щитом Ясон двинулся по полю, испещренному глубокими ямами от бычьих копыт. Вдали, там, где поле соприкасалось с лесистым холмом, по земле стлались струйки дыма, словно бы кто-то сжигал после зимней поры сырую листву. Приблизившись, Ясон разглядел отверстие, наполовину прикрытое ветвями. То, что он принял за дым, было паром, исходящим из бычьих пастей. В пещере медные быки Гелиоса проводили ночь.

Заслышав шаги Ясона, они вырвались наружу, обдав героя дыханием. Оно же не показалось ему горячим, хотя груди животных клокотали, как котлы с водой, подвешенные над пылающими кострами. Герой схватил ближайшего из быков за шею. Остальные быки разом повернулись, из медных глоток вырвалось ослепительное пламя и закрыло Ясона. Всем со стороны должно было казаться, что герой сгорел, но через несколько мгновений он появился живой и невредимый вместе с быками, впряженными в плуг. Железные рукоятки плуга раскалились докрасна, а Ясон не отнимал от них рук, словно он сам был не из человеческой плоти, а из металла.

Когда поле покрылось ровными бороздами, Ясон распряг быков, и они стремглав понеслись в свою пещеру. Оставалось засеять борозды зубами дракона и ждать, когда вырастут воины. Ожидание было недолгим. Зашевелилась земля. Сначала, как стебли растений, показались засверкавшие на солнце медные наконечники копий, затем остроконечные медные шлемы, закрывавшие лица, медные руки, туловища и ноги в медных поножах. Но не стали они убивать друг друга (вот в чем обман Ээта!), а бросились все на Ясона.

Никогда бы не справиться Ясону с медным воинством, если бы не совет, данный Медеей. Схватив огромный камень, герой поднял его над головой и швырнул на середину поля. И сразу же меднодоспешные с грохотом развернулись и вступили в сечу, разя и убивая себе подобных. Немногих уцелевших в этой странной битве прикончил сам Ясон.

С ужасом и удивлением смотрел Ээт на чужеземца, совершившего невозможное. Разумеется, он и не собирался выполнять данное ему обещание, будучи уверенным, что кто-то раскрыл его тщательно скрываемую тайну обращения с медными воинами. С яростью возвратившись во дворец, он решил узнать и наказать предателя.

По выражению лица родителя Медея догадалась о его подозрениях и решила, не дожидаясь объяснения, покинуть отца. Еще издали она увидела пламя зажженного чужеземцами костра и летела к нему как на крыльях.

Герои шумно радовались победе Ясона и скорому возвращению на родину. Всегда верные данному слову, они и не подозревали, что царь может нарушить обещание. Услышав от гостьи, что придется добывать руно против царской воли, они, однако, не пали духом.

Было решено, что с Медеей пойдет Ясон, а остальные будут как ни в чем не бывало громко распевать песни, чтобы обмануть бдительность соглядатаев, которых царь непременно пошлет.

В долине дракона

Облака закрыли Селену, и долина Дракона – так называли место, куда направились Ясон с Медеей – погрузилась во мрак. Но, приближаясь к священному дереву, можно было увидеть нечто, испускавшее сияние, словно маленькое ночное солнце. Это было золотое руно, укрепленное на высоком суку. Ради него Ясон и его спутники проделали путь, полный опасностей и невероятных приключений. Теперь оставалось взять долгожданную добычу.

Но ведь долина не зря носила имя дракона. Чудище сохранилось не в легендах колхов. Оно, пережившее своих собратьев, обходило дерево днем и ночью, готовое наброситься на каждого, кто к нему подойдет. Кости тех, кто позарился на золотое руно, образовывали вокруг дерева широкую белую полосу.

Изображенный на сосуде эпизод не известен из литературных источников. Полуживой Ясон находится в пасти колхидского дракона. Афина в полном вооружении сострадательно смотрит на него. Представляется, что, последовав совету богини, герой вошел в брюхо чудовища, чтобы поразить его изнутри, поскольку снаружи тот был защищен неуязвимой чешуей

Несколько мгновений Ясон, затаив дыхание, вслушивался в царапанье огромных когтей по утоптанной земле и в громкое кваканье, вырывавшееся из груди дракона. Когда же он, сжав меч, сделал шаг вперед, на его плечо опустилась властная ладонь Медеи.

– Не надо! – шепнула она. – Дракон поднимет такой оглушительный рев, что он станет слышен и Прометею на вершине Кавказа.

Вскинув руки в молитвенном экстазе, призвала Медея бога сна Гипноса и, ощутив его присутствие, вылила из захваченных глиняных баночек волшебное снадобье, произнося шепотом заклятия.

Дракон остановился и завертел плоской головой на длинной гибкой шее.

На мгновение она замерла и стала медленно склоняться. Закрылись огромные, налитые кровью глаза, и вскоре туша опрокинулась, подминая росший за белым кругом кустарник.

Не теряя ни мгновения, Ясон оказался на спине чудовища, сорвал с сука золотое руно и, продев его под пояс, ловко спрыгнул на землю.

– Не знаю, что бы мы делали без тебя. Ты – наша спасительница.

– Я не знаю, как я жила до того, как ты появился, словно спустившись с неба, – отозвалась девушка.

– Если так, то едем с нами! – молвил Ясон, обнимая Медею. – Я введу тебя во дворец Иолка моей супругой.

И они побежали что было сил к Фасису. Из города доносились звуки военных труб. Царь собирал войско, надеясь к рассвету вывести его к реке и уничтожить чужеземцев .

Герои были уже на корабле. Услышав приготовления Ээта к битве, они загасили костер и переместились на судно. Как только Ясон и Медея коснулись палубы, Анкей дал знак гребцам. Аргонавты подняли мачту и закрепили парус.

– Помогай, ветер! – крикнул Ясон, протягивая руки к восходящему солнцу.

Ударили весла по черной воде. «Арго», словно чувствуя опасность, летел, как камень, выпущенный из пращи. Еще до рассвета судно вышло из реки в открытое море.

Обратный путь

И снова Анкей стоял у кормила. Снова темные волны Понта били о борт корабля, снова оглушительно хлопали паруса, снова, но уже по левому борту, тянулся берег. «Арго» шел не в Колхиду за золотым руном, а возвращался с драгоценной добычей. На палубе слышался окрыленный женский смех.

И никто на корабле, даже прорицатель Мопс , не ведал, что флотилия Ээта, посланная в погоню за беглецами, пройдя не вдоль знакомого аргонавтам берега, а напрямую, уже находится на противоположном берегу Понта, около устья великой реки Истра. Когда же «Арго» приблизился к Истру, стало ясно, что обе стороны реки и острова заняты кораблями и бесчисленным войском колхов.

Поняли аргонавты, что им такого воинства не одолеть, и помрачнели. Посоветовавшись, решили вступить в переговоры с колхами, чтобы отдать им царскую дочь в обмен на беспрепятственное возвращение на родину.

Можно себе представить негодование Медеи, когда она узнала об их решении.

– Никогда я не думала, – кричала она, – что мужи могут быть такими трусами. Отдать меня, вашу спасительницу, на расправу отцу? Где ваша совесть?

– А что нам делать? – смутился Ясон. – У нас нет иного выхода! Отец тебя простит, но не нас.

– Вступайте в переговоры, – посоветовала Медея, – но не для того, чтобы выторговывать уступки. Надо заманить моего брата Апсирта. Я вижу, что это он привел флот.

– Что это даст? – спросил Анкей.

– Надо его убить, разрезать тело на части и бросить в море. Пока будут их вылавливать, мы уйдем далеко.

Не сразу согласились герои с этим чудовищным планом. Послышались возмущенные голоса:

– Лучше погибнуть самим, чем жить с клеймом предателей!

– Пусть она сама убивает своего брата!

– Я это сделаю! – твердо сказала Медея и, обратившись к Ясону, добавила: – А ты мне поможешь!

После страшного преступления аргонавтам удалось уйти от погони. Но всевидящий Зевс от них отвернулся. Вделанный в корму «Арго» кусок додонского дуба от имени Громовержца объявил аргонавтам, что им не вернуться в Иолк, если они не очистятся от преступления у волшебницы Кирки, дочери Гелиоса, сестры Ээта.

Пришлось изменить маршрут. Чтобы попасть к Кирке, необходимо подняться на север по Эридану, встречающемуся с Роданом, а по Родану спуститься к озерам, соединяющимся с Тирренским морем . Обогнув огромный залив, берега которого заселены лигурами, «Арго» сделал первую стоянку у острова Эфалии, над которым днем и ночью поднимался дым медеплавилен. Починив весла и набрав воду, аргонавты поплыли на юг, к острову волшебницы Кирки, умеющей превращать людей в животных. Причалив, Ясон приказал никому не спускаться на берег, а сам с Медеей направился в глубь острова. При виде людей животные, наполняющие лес, подбежали к ним, сопровождали их до дворца. В другое время Медея, может быть, и побеседовала бы с какой-нибудь свиньей или собакой, чтобы расспросить об ее человеческом прошлом, но теперь было не до того.

Кирка приняла Медею и ее спутника как желанных гостей. Ведь девушка обратилась к волшебнице на родном для нее колхском языке, сразу же сообщив, что она ее племянница, внучка Гелиоса. Затем она как женщина женщине рассказала историю своей любви, поведала о бегстве из Колхиды и преследовании колхским флотом. Но, дойдя до убийства брата, разрыдалась и не могла больше говорить.

Поняла Кирка, что перед нею великие преступники. Это не помешало ей очистить Ясона и Медею от пролитой крови. Но она приказала им немедленно покинуть остров, чтобы не осквернять его землю.

По поручению Геры заботу об «Арго» взяла на себя Фетида. Перед аргонавтами открылось море сирен, губительниц мореходов. От страшной опасности спас героев Орфей, пропевший одну из самых прекрасных песен. Заслушавшись его, они не обратили внимания на призывы сирен. Один лишь Бут бросился в море, но не достиг скалы сирен благодаря Афродите и стал основателем города Лилибея в Тринакрии.

Проплыв между Сциллой и Харибдой, корабль достиг страны феаков. После всех опасностей и переживаний было приятно, оставив корабельные скамьи, сойти на острове феаков и прибыть во дворец гостеприимного царя Алкиноя. Но вскоре показались паруса огромного флота Ээта. Посланцы царя требовали выдачи Медеи, грозя иначе взять ее силой.

И припала тогда Медея к коленям супруги Алкиноя, умоляя ее о спасении. Решили призвать на помощь Гименея. Той же ночью во дворце совершилась брачная церемония, а наутро Алкиной объявил посланцам царя, явившимся во дворец за ответом, что Медея – супруга Ясона и отец потерял над нею власть.

В Ливии

С этих пор смертные уже не угрожали аргонавтам. Но им не раз еще приходилось испытывать гнев небожителей. В Ионийском море, когда уже было рукой подать до Пелопоннеса, яростно подул Борей. Подхватив «Арго», как щепку, он девять дней и ночей гнал корабль по бушующему морю, пока не выкинул на пустынный песчаный берег.

Герои сошли на сушу и долго бродили в поисках людей, которые помогли бы освободить судно из песчаного плена. Вокруг не было никого, кроме крикливых морских ворон, кружившихся над «Арго». Языка птиц этой земли не понимала даже Медея.

Потеряв надежду на чью-либо помощь, аргонавты в отчаянии опустились на песок, прикрыв головы от палящего солнца краями одежды. Ясон уже задремал, когда вдруг почувствовал, что кто-то теребит край гиматия. Откинув его, он увидел трех темнокосых дев с козлиными шкурами на плечах. Одна из них, наклонившись, посоветовала не предаваться унынию, а воздать почет матери, которая носила всех в своем чреве. «Понесите ее, как она вас! – закончила дева. – Последуйте за конем Амфитриты».

Девы исчезли внезапно, так же как появились. Ясон сразу же разбудил друзей и рассказал о видении. Долго ломали герои головы, силясь понять, о какой матери и о каком коне говорила нимфа.

Но вдруг из моря выплыл огромный белый конь с золотой гривой. Выскочив на берег, он понесся в том же направлении, в котором Борей гнал «Арго».

– Я догадался! – воскликнул Ясон, шлепнув себя ладонью по лбу. – Матерью нимфа назвала наш «Арго». Ведь он нас носил во чреве. Поднимем его и понесем в направлении, указанном конем.

О том, что Ясон правильно понял волю богов, стало ясно по легкости, с какой герои вытащили из песка судно и взвалили его на плечи.

Двенадцать дней и столько же ночей длился переход по Ливийской пустыне. Раскаленный песок обжигал ступни. Жажда иссушала гортань. Невыносимо болела голова. Сухие губы потрескались. Странные видения отягощали мозг. То и дело на горизонте показывались холмы, покрытые деревьями, струящиеся реки, но стоило приблизиться к желанному берегу, как он растворялся в колеблющемся воздухе. Но страшнее всего были змеи. Казалось, будто какой-то враждебный бог собрал их со всей Ливии, чтобы помешать героям достигнуть цели.

Вряд ли кто-нибудь остался бы в живых среди этого полчища гадов, если бы не Медея. Идя первой, она телодвижениями и речью завораживала змей, заставляя их отползать в стороны и поднимать головы, словно приветствуя пришельцев. Им пришлось идти по коридору, образованному тысячами змей.

И все же прорицатель Мопс наступил на одну зазевавшуюся гадину. Она ужалила его в ногу. Прощаясь с друзьями, герой, прославившийся в битве с кентаврами и Калидонской охоте, поведал, что ему суждено было умереть от укуса змеи и никто, даже сама Медея не могла предотвратить эту кончину.

На следующее утро скитальцы еще издали увидели струящуюся реку. Это было не обманчивое видение, а настоящая река с берегами, поросшими камышом, с животными, шедшими на водопой. Сняв с плеч корабль, путники спустились к реке и пили, черпая божественную влагу ладонями.

Река привела аргонавтов к большому озеру. Впервые за много дней они опустили «Арго» не на песок, а в его родную стихию и дали отдых своим плечам. Об этом озере герои слышали еще у себя на родине и знали, что оно называется Тритонидой. Никому из смертных еще не удавалось его увидеть. Никому не известно, соединяется ли оно с морем, а если есть путь, доступен ли он для «Арго».

Решили принести жертву богу озера. В волны бросили медный треножник, проделавший путь от Иолка. Едва жертва скрылась под водой, как оттуда поднялось, помахивая зеленой головой, страшилище с пастью, усеянной острыми зубами.

В ужасе отпрянули аргонавты от борта. Тритон же, простирая покрытую чешуей лапу, прохрипел:

– Там выход к морю. Мое озеро соединяется с ним узким проливом. Гребите за мной, а по проливу я вас потащу.

Герои взялись за весла, а когда достигли прохода, бросили за борт канат, замотав его конец вокруг мачты. Схватил Тритон канат зубами и повлек судно. Пролив был настолько узок, что весла упирались в его берега.

В открытом море Тритон, взмахнув своим дельфиньим хвостом, погрузился в пучину. Радостным криком приветствовали аргонавты родную стихию, забыв, сколько она принесла им бед. Высадившись на берег, они воздвигли алтари в честь своих спасителей – Посейдона и сына его Тритона. Отдохнув на суше, утром они взошли на «Арго» и поплыли, гонимые Зефиром.

Десять дней длилось плавание по густокудрому морю. Мореходы не знали забот. Посейдон охранял «Арго» от бурь, подводных камней и мелей. И все же не сумел он предотвратить преграды, что стали на пути героев.

Медное чудище Крита

Держа курс на гору Дикте, «Арго» входил в тихую бухту. Вот-вот они высадятся на берег и погрузят потрескавшиеся от жажды губы в ледяные струи ручья. Но вдруг, словно с неба, обрушились огромные камни.

– Талос! – вскрикнул Анкей, показывая на утес.

Огромное тело великана можно было принять за сосну и по росту, и по медной окраске. Давно уже не было на Крите Европы, которую Зевс поручил охранять Талосу, а медное чудище продолжало обходить остров, препятствуя высадке мореходов.

Знали аргонавты, что Талос несокрушим, но в одном месте его тела, у лодыжки, имеется вместо меди тонкая кожица. Если попасть в это место, из единственной его жилы вытечет кровь цвета свинца. Но кто на таком расстоянии сумеет угодить в него стрелой?!

Анкей уже разворачивал кормило, когда за спиной послышался голос Медеи:

Пробравшись по настилу между лавок, где сидели на веслах аргонавты, к носу, близ которого находился Ясон, Медея впилась в Талоса взглядом и запела. Голос ее наполнил пространство, струясь из губ, словно яд. Затих ветер, застыли травы. Медея призывала духов, незримо витавших среди живых в собачьем облике.

Талос вдруг зашатался. Так растущая на утесе сосна, корни которой обнажены ветрами, качается долго со скрипом и вдруг, бездыханная, с шумом валится в море.

Всю ночь провели герои на Крите вблизи пещеры, считавшейся местом рождения Зевса. Впрочем, по мнению других, он родился в другой пещере, на горе Иде.

Едва появилась колесница зари, аргонавты воздвигли алтарь в честь Афины Минойской , набрали воды и взошли на корабль, чтобы покинуть остров до начала волнения моря. Путь их лежал к Эгине .

Снова в Иолке

Знакомый всем до сердечной дрожи зубчатый силуэт Пелиона вызвал на палубе бурную радость. Препятствия позади! Еще немного, и можно будет ступить на твердую землю, обнять близких. Наверное, потеряли они всякую надежду на встречу!

Но нет! Их помнят! Гавань заполнилась людьми, узнавшими издалека если не мореходов, то корабль, равного которому еще не держало море в своих объятиях. Чем ближе берег, тем явственнее волнение встречающих. В приветственных жестах вскинуты руки. В воздух взлетели петасы. «Арго» развернулся и коснулся левым бортом мола. И еще не успели сбросить к просмоленным столбам корабельные канаты, как Ясон спрыгнул на берег. В его руках шкура, словно расшитая золотыми колечками. Он развернул ее и вскинул над головой. Агора и все улицы до акрополя, где высится царский дворец, огласились громовыми криками: «Золотое руно! Золотое руно!»

Вот уже вся команда на берегу. К мореходам подбегают, целуют, стискивают в объятиях. Ясон ищет нетерпеливым взглядом отца и братьев. Кто-то из толпы говорит: «Не жди! Их убил Пелий». Нет, не так представлял себе Ясон возвращение в Иолк! Он мечтал познакомить отца и братьев с молодой женой, ввести ее во дворец.

Супруги поселились в доме одного из аргонавтов. Первые дни не было отбоя от посетителей. Все хотели разузнать о далеком Понте, об опасностях, ждущих мореходов на его далеких берегах, о ценах на лес и на рабов. С улыбкой объяснял Ясон, что ни разу не побывал на агоре и не приценился ни к одному товару, что в его мыслях было одно золотое руно.

Вскоре зачастили другие гости. Они шли к Медее. В городе распространился слух, что Медея – волшебница и может возвращать молодость. К ней тащили старых баранов и охотничьих собак, чтобы превратить их в ягнят и щенят. И конечно, слух об этих чудесах не обошел дворца. Дочери Пелия привели на веревке старого козла.

Медея (слева) произносит последние слова заклинания, и из котла выскакивает омоложенный баран. Одна из дочерей Пелия (справа) взволнованно простирает руку

Медея, орудовавшая во дворе, разожгла дрова под медным котлом. Выкрикивая непонятные слова, она бросала в закипавшую воду травы, привезенные из Колхиды. Когда из котла повалил пар, распространился аромат, которым, наверное, пропитан Кавказ. Обходя котел с пляской, Медея бросала в него части разрезанного ею козла. Прошло совсем немного времени, и из котла прямо в руки волшебницы выпрыгнул очаровательный белый козленок.

Ясон, бродивший по городу, увидел, как дочери его недруга несли козленка, ликующе показывая его всем встречным.

Вернувшись домой, Ясон недовольно сказал Медее:

– Я бы на твоем месте не стал награждать этих дур козленком. Зачем отнимать у старого козла Пелия его четвероногого приятеля?

– Ты думаешь, – улыбнулась Медея, – дочерям Пелия нужен козленок?

Ясон вспомнил сказанное Медеей в гавани и понял ее хитрость. И в самом деле, вскоре явилась одна из дочерей Пелия и обещала Медее много золота и драгоценностей, если она вернет молодость царю. Долго торговалась Медея, во много раз возросла обещанная награда, прежде чем она наконец дала согласие.

На следующий же день после того, как был решен вопрос о цене, привели сестры трясущегося от старости Пелия.

Волшебница неторопливо разожгла дрова под котлом, бросила в воду травы, а разрезать старика предложила самим дочерям, объяснив, что это необходимо для успеха. Кое-как они справились с этим и сами же побросали в котел руки, ноги, голову и части туловища отца. Но сколько они ни ждали, что из котла выпрыгнет младенец или мальчик Пелий, этого не произошло – Медея бросила в воду не те травы.

Узнал о неудаче с омоложением Пелия его сын Акаст. Не мог он обвинить чужеземку в убийстве, ибо старца зарезали его сестры – Пелиады. Но волшебство, приведшее к смерти, явилось достаточным поводом для изгнания Медеи, а вместе с ней и Ясона из Иолка .

Месть Медеи

Долго странствовали по землям пеласгов и ахейцев изгнанники, отвергаемые всеми. Нашелся лишь один муж, который принял беглецов. Это был царь Эфиры Креонт, не испугавшийся чар Медеи. Супруги нашли в Эфире свой дом. Здесь у них родились близнецы, зачатые во время скитаний, а потом еще один сын .

Прошло десять лет, и Креонт стал замечать, что Ясон охладевает к Медее. Как-то во время дружеского посещения дворца на его пути оказалась юная царевна Главка. Ясон пленился ее красотой и, не долго думая, предложил Медее вместе с детьми покинуть Эфиру.

Страшным было горе Медеи. Она, любившая Ясона и родившая ему сыновей, никак не могла понять, как он решился на такое предательство. Во весь голос она вопила и звала в свидетели богов, что Ясон поклялся быть ей верным. Отказываясь от пищи, день и ночь Медея отдавала себя на растерзание мукам памяти. Кормилица пыталась привести к ней детей, надеясь, что это принесет успокоение, но Медея кипела злобой, видя в них отпрысков предателя.

Однажды в отчаянии она вышла к женщинам Эфиры, чтобы излить им свою душу. Рассказывая о себе, она рисовала горькую женскую долю, мало чем отличающуюся от рабской. Весть о том, что чужеземка бунтует женщин, достигла царского дворца. Креонт поспешил к Медее и объявил ей свою волю: она должна немедленно покинуть Эфиру. Изобразив показное смирение, Медея упросила царя дать ей день на сборы.

План мести Медея продумала до конца. Встретившись с Ясоном, она смиренно просила его убедить Креонта оставить в Эфире сыновей. Чтобы заручиться поддержкой невесты, она передала ей в дар дорогое одеяние и золотой венец. Не догадываясь, что они пропитаны ядом, Главка надевает их и гибнет в страшных муках. Погиб и Креонт, пытаясь оторвать одеяние, прилипшее к телу дочери. Желая доставить Ясону еще больше горя, Медея убивает детей и на колеснице, запряженной крылатыми драконами, уносится в небо.

Недолго после этого прожил Ясон в Эфире. Осунувшийся и постаревший до неузнаваемости, он покинул город, принесший ему столько мук. Его видели бродящим по горам. Пастухи поили его молоком, принимая за нищего. Выходя к морю, он питался скользкими моллюсками или выброшенными на берег раками. Однажды он оказался у полузанесенного песком судна. В его помутневших глазах вспыхнули огоньки. Он узнал «Арго», такую же никому не нужную развалину, как он сам. В потрясенной памяти ожила далекая юность. Он слышал хлопанье парусов, треск сталкивающихся скал, голоса друзей, видел воодушевленные надеждой лица. Где они теперь? Ушли ли в царство теней или, как он, доживают свой век, вспоминая о дерзкой молодости, промелькнувшей в виноцветном Понте, как пенный след их корабля?

С моря резко подул Борей. Зябко закутавшись в гиматий, Ясон опустился рядом со старым другом на влажный песок. Разыгравшаяся ночью буря разрушила корабль и погребла старца под его обломками. Так был наказан богами герой, воспользовавшийся колдовским искусством чужеземки и не сумевший противопоставить ей мужскую волю.

Древнейшие боги Древней Греции, известные нам из мифов, были олицетворениями тех сил природы, чья деятельность обусловливает физическую жизнь и возбуждает в сердце человека то опасение и ужас, то надежду и доверие, – олицетворениями загадочных для человека, но очевидно владычествующих над его судьбою сил, которые были первыми предметами боготворения у всех народов. Но боги Древней Греции не были только символами сил внешней природы; они были с тем вместе создателями и хранителями всех нравственных благ, олицетворениями всех сил нравственной жизни. Все те силы человеческого духа, которыми создается культурная жизнь, и развитие которых у греческого народа дало ему такое важное значение в истории человечества, были вложены им в мифы о богах. Боги Греции – олицетворения всех великих и прекрасных сил греческого народа; мир богов Древней Греции – полное отражение греческой цивилизации. Греки сделали своих богов в мифах подобными людям, потому чувствовали себя обязанными уподобляться богам; забота о том, чтобы совершенствоваться, была для них религиозною обязанностью. Греческая культура имеет тесную связь с греческою религией.

Легенды и мифы Древней Греции. Мультфильм

Различные поколения богов Древней Греции

Основанием религии Древней Греции в пеласгийское время было поклонение силам природы, проявляющимся на небе, на земле, в море. Те боги, которые были у догреческих пеласгов древнейшими олицетворениями сил земли и неба, были низвергнуты рядом катастроф, предания о которых сохранились в древнегреческих мифах о борьбе олимпийцев с титанами и гигантами. Новые боги Древней Греции , отнявшие владычество у прежних, происходили от них, но имели уже совершенно человеческий образ.

Зевс и Гера

Итак, миром стали править новые человекообразные боги, главным из которых был в мифах Зевс, сын Крона; но прежние боги, олицетворенные силы природы, сохранили свою таинственную действенность, одолеть которую не может и всесильный Зевс. Как всемогущие цари подчинены законам нравственного мира, так Зевс и другие новые боги Древней Греции подчинены законам природы, судьбе.

Зевс, главный бог в мифах Древней Греции – собиратель облаков, сидящий на престоле в высоте эфира, потрясающий своим молниеносным щитом, Эгидою (грозовою тучей), животворящий и оплодотворяющий землю, с тем вместе и установитель, охранитель законного порядка. Под его охраною находятся все права и в особенности семейные права и обычай гостеприимства. Он велит правителям быть заботливыми о благе управляемых. Он дает благоденствие царям и народам, городам и семействам; он же и правосудие. Он источник всего доброго и благородного. Он отец богинь часов (Ор), олицетворяющих собою правильный ход годичных перемен природы и правильный порядок человеческой жизни; он отец Муз, дающих радость сердцу человека.

Его жена, Гера, в мифах Древней Греции – сварливая богиня атмосферы, имеющая служительницами своими радугу (Ириду) и облака (греческое название облака, nephele, слово женского рода), с тем вместе и установительница священного брачного союза, в честь которого греки совершали на празднике обильной цветами весны торжественные обряды. Богиня Гера – строгая охранительница святости брачного союза и под её защитой находится верная мужу домохозяйка; она благословляет, супружество детьми и охраняет детей. Гера облегчает женщинам страдания родов; ей помогает в этой заботе её дочь Илития (Eileithyia).

Афина Паллада

Афина Паллада

Девственная богиня Афина Паллада, по мифам Древней Греции, родилась из головы Зевса. Первоначально она считалась богиней ясного неба, которая разгоняет своим копьем мрачные тучи, и олицетворением победоносной энергии во всякой борьбе. Афина всегда изображалась со щитом, мечом и копьем. Её постоянной спутницей была крылатая богиня победы (Ника). У греков Афина была охранительницей городов и крепостей, она же дала людям правильные, справедливые общественные и государственные порядки. Образ богини Афины олицетворял мудрую взвешенность, спокойный, проницательный разум, необходимый создателям произведений умственной деятельности и искусства.

Статуя Афины Девы в Парфеноне. Скульптор Фидий

В Древней Греции Палладу больше всего почитали афиняне, жители города, названного в честь этой богини. Общественная жизнь Афин была проникнута служением Палладе. Огромная статуя Афины работы Фидия стояла в великолепном храме афинского Акрополя – Парфеноне. Афину связывало с прославленным древнегреческим городом множество мифов. Самым известным из них был миф о споре Афины и Посейдона за обладание Аттикой. Богиня Афина выиграла его, подарив области основу её земледелия – оливковое дерево. Древние Афины совершали множество праздников в честь любимой богини. Главными из них были два праздника Панафинеев – Великие и Малые. И те и другие, согласно мифам Древней Греции о богах, были учреждены одним из древнейших прародителей Афин – Эрехтеем. Малые Панафинеи отмечались ежегодно, а Великие – раз в четыре года. На великие Панафинеи все жители Аттики собирались в Афинах и устраивали великолепное шествие, во время которого в Акрополь несли новую мантию (пеплос) для древней статуи богини Паллады. Процессия шествовала из Керамика, по главным улицам, на которых толпился народ в белых одеждах.

Бог Гефест в греческих мифах

К Афине Палладе, богине искусств, был близок по значению в древнегреческих мифах Гефест, бог небесного и земного огня. Сильнее всего деятельность Гефеста проявлялась вулканами на островах, в особенности на Лемносе и в Сицилии; но по применениям огня к делам человеческой жизни Гефест очень много помогал развитию культуры. Близкое родство с понятием об Афине имеет и Прометей , принесший людям огонь и научивши их житейским искусствам. Этим трем богам был посвящен аттический праздник бега с факелами, – состязание, на котором победителем был тот, кто первый добежит с горящим факелом до цели. Афина Паллада была изобретательницей тех искусств, которыми занимались женщины; хромой Гефест, над которым часто шутили поэты, был основатель кузнечного искусства и мастер в металлической работе. Подобно Афине, он был в Древней Греции богом домашнего очага семейной жизни, потому под покровительством Гефеста и Афины совершался в Афинах прекрасный праздник «государственной семьи», праздник Анатурий, на котором обносили новорожденных детей крутом очага, и этим обрядом освящали их принятие в семейный союз государства.

Бог Вулкан (Гефест). Статуя работы Торвальдсена, 1838

Гестия

Значение очага как центра семейной жизни и благотворное влияние прочного домашнего быта на нравственную и общественную жизнь олицетворялись в мифах Древней Греции богиней-девой Гестией, представительницей понятий о прочной оседлости, благоустроенном домашнем быте, символом которых был священный огонь очага. Первоначально, Гестия была в древнегреческих мифах о богах олицетворением земли, над которою пылает эфирный огонь неба; но после она стала символом гражданского благоустройства, которое получает на земле прочность только при союзе земли с небом, как божественное учреждение. Потому в каждом греческом доме очаг был религиозным средоточием семейства. Кто подходил к очагу и садился на пепел его, тот приобретал право на покровительство. Каждый родовой союз Древней Греции имел общее святилище Гестии, в котором благоговейно совершал символические обряды. В древние времена, когда были цари и когда царь приносил жертвы, как представитель народа, решал тяжбы, собирал на совет знатных людей и родоначальников, очаг царского дома был символом государственной связи народа; после, такое же значение имел пританей, религиозный центр государства. На государственном очаге пританея горел неугасаемый огонь, и пританы, избранные правители народа, должны были поочередно находиться безотлучно при этом очаге. Очаг был связью земли с небом; потому Гестия была в Древней Греции и богиней жертвоприношений. Каждое торжественное жертвоприношение начиналось принесением жертвы ей. И всякие общественные моления греков начинались воззванием к Гестии.

Мифы о боге Аполлоне

Подробнее - см. в отдельной статье Бог Аполлон

Бог сияющего света Аполлон, был сыном Зевса от Латоны (которая была в древнейших греческих мифах олицетворением тёмной ночи). Его культ был занесён в Древнюю Грецию из Малой Азии, где существовал местный бог Апелюн. По греческим мифам, Аполлон проводит зиму в далекой стране гипербореев, а весной возвращается в Элладу, вливая в природу жизнь, а в человека – радость и желание петь. Аполлон признавался поэтому и богом пения – и вообще той вдохновляющей силы, что порождает искусство. Благодаря оживотворяющим качествам культ этого бога связывался и с идеей целительства, оберегания от зла. Своими меткими стрелами (солнечными лучами) Аполлон истребляет всякую скверну. Эту идею символически выражал древнегреческий миф об убийстве Аполлоном ужасного змея Пифона. Искусный стрелок Аполлон считался братом богини охоты Артемиды, вместе с которой он убил стрелами сыновей не в меру возгордившейся Ниобы .

Поэзию и музыку древние греки считали даром Аполлона. Стихи и песни всегда исполнялись на его праздниках. По преданию, одержав победу над чудовищем мрака, Пифоном, Аполлон сочинил первый пеан (победный гимн). Как бог музыки он часто изображался с кифарой в руках. Так как поэтическое вдохновение сродни пророческому, в мифах Древней Греции Аполлон признавался и верховным покровителем прорицателей, которые даёт им пророческий дар. Почти все греческие оракулы (в том числе главный из них – Дельфийский) были основаны в святилищах Аполлона.

Аполлон Зауроктон (убивающий ящерицу). Римская копия со статуи Праксителя IV в. до Р. Х.

Бог музыки, поэзии, пения Аполлон являлся в мифах Древней Греции повелителем богинь искусств – муз , девяти дочерей Зевса и богини памяти Мнемосины. Главным обиталищем муз считались расположенные в окрестностях Дельф рощи Парнаса и Геликона. В качестве повелителя муз Аполлон имел эпитет «Музагета». Клио была музой истории, Каллиопа – эпической поэзии, Мельпомена – трагедии, Талия – комедии, Эрато – любовной поэзии, Эвтерпа – лирики, Терпсихора – танцев, Полигимния – гимнов, Урания – астрономии.

Священным растением Аполлона был лавр.

Бог света, чистоты и целительства, Аполлон в мифах Древней Греции не только исцеляет людей от недугов, но и очищает от грехов. С этой стороны его культ ещё теснее соприкасается с нравственными идеями. Даже после победы над злым чудовищем Пифоном Аполлон счёл нужным очиститься от скверны убийства и во искупление его пошёл служить пастухом у фессалийского царя Адмета. Этим он дал людям пример того, что совершивший кровопролитие должен всегда каяться, и стал богом-очистителем убийц и преступников. В греческих мифах Аполлон целил не только тело, но и душу. У него находили прощение кающиеся грешники, но лишь при искренности раскаяния. По древнегреческим обычаям, убийце полагалось заслужить прощение от родных убитого, имевших право мстить ему, и восемь лет провести в изгнании.

Аполлон был главным племенным богом дорийцев, которые каждый год праздновали в честь него два великих праздника: Карнеи и Иакинфии. Карнейский праздник совершался в честь Аполлона-воителя, в месяце карнее (августе). Во время этого праздника проводились военные игры, состязания в пении и танцах. Иакинфии, праздновавшиеся в июле (девять дней), сопровождались печальными обрядами в память о смерти прекрасного юноши Иакинфа (Гиацинта), олицетворения цветов. По мифам Древней Греции о богах, Аполлон случайно убил этого своего любимца во время метания диска (символ того, как диск солнца убивает своим зноем цветы). Но Гиацинт был воскрешен и взят на Олимп – и на празднике Иакинфий вслед за печальными обрядами проходили веселые процессии юношей и девушек с цветами. Смерть и воскресение Иакинфа олицетворяли зимнюю гибель и весеннее возрождение растений. Этот эпизод древнегреческих мифов, по-видимому, развился под сильным финикийским влиянием.

Мифы о богине Артемиде

Сестра Аполлона, Артемида, девственная богиня луны, ходила по горам и лесам, занимаясь охотой; купалась с нимфами, своими спутницами, в прохладных ручьях; была покровительницей диких животных; по ночам орошала жаждущую землю живительной росою. Но с тем вместе Артемида была в мифах Древней Греции и богиней, губившей мореплавателей, так что в давние времена Греции для её умилостивления приносились в жертву ей люди. При развитии цивилизации, Артемида сделалась богинею девической непорочности, покровительницею невест, и девушек. Выходя замуж, приносили дары ей. Артемида Эфесская была богиней плодородия, дававшею урожай земле и детей женщинам; в представлении о ней к мифам Древней Греции, вероятно, присоединились и восточные понятия. Артемида изображалась имеющею на груди много сосцов; это обозначало, что она щедрая кормилица людей. При великолепном храме Артемиды было множество иеродул и множество служительниц, одетых в мужское платье, и вооруженных; потому в древнегреческих мифах считалось, что храм этот был основан амазонками.

Артемида. Статуя в Лувре

Первоначальное физическое значение Аполлона и Артемиды в мифах Древней Греции о богах все более и более закрывалось нравственным. Потому греческая мифология создала особого бога солнца, Гелиоса, и особую богиню луны, Селену. – Представителем врачующей силы Аполлона тоже был сделан особый бог, сын Аполлона, Асклепий.

Арес и Афродита

Арес, сын Зевса и Геры, был первоначально символом бурного неба, и родиной его была Фракия, страна зимних бурь. У древнегреческих поэтов он сделался богом войны. Арес всегда вооружен; он любит шум битв. Арес яростен. Но он также был основателем священного афинского трибунала, судившего дела об убийстве, имевшего местом своих заседаний холм, посвященный Аресу, Ареопаг, и называвшегося по имени этого холма тоже Ареопагом . И как бог бурь, и как яростный бог битв, он противоположен Афине Палладе, богине ясного неба и рассудительного ведения битв. Потому в мифах Древней Греции о богах Паллада и Арес враждебны между собою.

В понятиях об Афродите, богине любви, к физическому характеру любви в древнегреческих мифах тоже присоединился с течением времени нравственный элемент. Культ Афродиты перешел в Древнюю Грецию из колоний, основанных финикийцами на Кипре, Кифере, Фасосе и других островах. В мифах финикиян понятие о воспринимающем и рождающем элементе сил природы олицетворялось двумя богинями, Ашерой и Астартой, представления о которых часто смешивались. Афродита была и Ашера и Астарта. В мифах Древней Греции о богах она соответствовала Ашере, когда была богинею, любящею сады и цветы, живущею в рощах, богинею радостной весны и сладострастия, наслаждающеюся в лесу на горе любовью прекрасного юноши Адониса. Она соответствовала Астарте, когда ее чтили как «богиню высот», как суровую, вооруженную копьем Афродиту Уранию (небесную) или Афродиту Акрейскую, местами служения которой были вершины гор, которая налагала на своих жриц обет вечного девичества, охраняла целомудрие супружеской любви и семейную нравственность. Но древние греки умели соединить эти противоположные представления и из сочетания их создали в мифах дивный образ грациозной, очаровательной, физически прекрасной и нравственно милой богини, восхищающей сердце красотою своих форм, возбуждающей нежную привязанность. Это мифологическое сочетание физического чувства с нравственною привязанностью, предоставляя чувственной любви естественное её право, предохраняло людей от грубой пошлости восточного необузданного сладострастия. Идеал женской красоты и грациозности, мило улыбающаяся Афродита древнегреческих мифов и обремененные тяжелыми и драгоценными уборами богини востока – это существа совершенно различные. Между ними такая же разница, как между радостным служением богине любви в лучшие времена Древней Греции и шумными сирийскими оргиями, на которых богине, окруженной евнухами, совершали служение необузданным разгулом грубой чувственности. Правда, в позднейшие времена, при испорченности нравов, проникла и в греческое служение богине любви пошлая чувственность. Афродита Небесная (Urania), богиня честной любви, покровительница семейной жизни, была оттеснена в мифах о богах Афродитою Всенародной (Pandemos), богинею сладострастия, праздники которой в больших городах обращались в разгул пошлой чувственности.

Афродита и её сын Эрос (Эрот), превращенный поэтами и художниками в древнейшего между теогоническими богами, в младшего из олимпийских богов, и сделавшийся сопровождающим мать юношею, впоследствии даже ребенком, были любимыми предметами древнегреческого искусства. Скульптура обыкновенно изображала Афродиту нагою, вышедшею из волн моря; ей придавали всю очаровательность красавицы, душа которой полна чувств любви. Эрота изображали мальчиком с мягкими, округлыми очертаниями тела.

Мифы о боге Гермесе

При развитии культуры в мифах Древней Греции о богах получил нравственное значение и пеласгийский бог природы Гермес, которому приносили жертвы на горе Киллене аркадские пастухи; он был у них олицетворением силы неба, дающей траву их пастбищам, и отцом их предка, Аркаса. По их мифам Гермес, бывши еще младенцем, завернутым в колыбельное белье (в туман рассвета), украл стада (светлые облака) бога солнца, Аполлона, и спрятал их в сырой пещере у морского берега; натянув струны на скорлупу черепахи, он сделал лиру и, подарив ее Аполлону, приобрел дружбу этого более могущественного бога. Гермес изобрел и пастушескую свирель, с которою ходит по горам родины. Впоследствии Гермес сделался охранителем дорог, перекрестков и путников, хранителем улиц, межей. На последних ставились камни, бывшие символами Гермеса, и изображения его, дававшие границам участков святость, прочность.

Бог Гермес. Скульптура Фидия (?)

Гермы (то есть символы Гермеса) первоначально были просто кучи камней, насыпанные на межах, у дорог и особенно на перекрёстках; это были межевые и путевые знаки, считавшиеся священными. Прохожие прибрасывали камни к положенным прежде. Иногда было возливаемо масло на эти посвящённые богу Гермесу кучи камней, как на первобытные жертвенники; их украшали цветами, венками, лентами. Впоследствии греки ставили путевыми и межевыми знаками трехгранные или четырехгранные каменные столбы; с течением времени стали придавать им более искусную отделку, делали столб обыкновенно с головою, иногда и с фаллосом, символом плодородия. Такие гермы стояли и по дорогам, и по улицам, площадям, у ворот, у дверей; ставили их и в палестрах, в гимназиях, потому что Гермес был в мифах Древней Греции о богах покровителем гимнастических упражнений.

Из понятия о боге дождя, проникающего в землю, развилось представление о посредничестве между небом, землею и подземным миром, и Гермес сделался в мифах Древней Греции богом, провожающим души умерших в подземное царство (Hermes Psychopompos). Таким образом, он был поставлен в близкую связь с богами, живущими в земле (хтоническими богами). Эти представления происходили из понятия о связи между возникновением и гибелью растений в круговороте жизни природы и из понятия о Гермесе, как вестнике богов; они послужили источником множества древнегреческих мифов, ставивших Гермеса в очень разнообразные отношения к житейским делам людей. Первоначальный миф уж делал его хитрецом: он ловко похитил коров Аполлона и сумел помириться с этим богом; ловкими выдумками Гермес умел выпутываться из затруднительных положений. Эта черта осталась неизменною принадлежностью характера бога Гермеса и в позднейших древнегреческих мифах о нем: он был олицетворением житейской ловкости, покровителем всех занятий, в которых успех дается уменьем ловко говорить и уменьем молчать, скрывать правду, притворяться, обманывать. В частности, Гермес был богом покровителем торговли, ораторского искусства, посольств и вообще дипломатических дел. С развитием цивилизации, понятия об этих деятельностях стали преобладающими в представлении о Гермесе, и первоначальное пастушеское значение его было перенесено на одного из второстепенных богов, Пана, «бога пастбищ», подобно тому, как физическое значение Аполлона и Артемиды было передано менее важным богам, Гелиосу и Селене.

Бог Пан

Пан был в древнегреческих мифах богом козьих стад, который паслись на лесистых горах Аркадии; там и родился он. Отцом его был Гермес, матерью – дочь Дриопа («лесного бога»). Пан ходит по тенистым долинам, приютом ему служат пещеры; он веселится вместе с нимфами леса и горных источников, пляшущими под звуки его пастушеской свирели (сиринги, сиринкса), – инструмента, который им же и изобретен; иногда он и сам пляшет с нимфами. К пастухам Пан иногда добр и входит в приятельство с нами; но иногда он делает беду им, подымая в стаде внезапный испуг («панический» страх), так что все стадо разбегается. Бог Пан навсегда остался в Древней Греции весельчаком пастушеских праздников, мастером играть на тростниковой свирели, смешным для горожан; позднейшее искусство характеризовало близость Пана к природе, давая его фигуре козлиные ноги, или даже и рога и другие черты животных.

Бог Пан и Дафнис, герой древнегреческого романа. Античная статуя

Посейдон в мифах Древней Греции

Подробнее - см. в отдельной статье Бог Посейдон

Боги моря и текучих вод и боги, живущие под землею, более чем божества неба и воздуха сохранили первоначальное значение олицетворенных сил природы: но и они получили человеческие черты. Посейдон – в мифах Древней Греции божественная сила всех вод, бог моря и всех рек, ручьев, источников, оплодотворяющих землю. Потому он был главным богом на приморьях и на мысах. Посейдон сильный, широкоплечий, и характер у него неукротимый. Когда он ударяет своим трезубцем по морю, поднимается буря, волны бьются о скалы берегов так, что земля дрожит, утесы трещать и обрушиваются. Но Посейдон и добрый бог: он изводит из трещин скал источники на оплодотворение долин; он создал и укротил лошадь; он покровитель состязаний на конях и всех военных игр, покровитель всяких отважных поездок, верхом ли, на колесницах ли, по суше, или по морю на кораблях. В древнегреческих мифах Посейдон – могучий строитель, утвердивший землю и острова её, положивший прочные пределы моря. Он воздымает бури, но он же дает благоприятный ветер; по мановению его, море поглощает корабли; но он же и проводит корабли в пристани. Посейдон – покровитель мореплавания; он охраняет морскую торговлю и править ходом морской войны.

Бог кораблей и коней, Посейдон играл, по мифам Древней Греции о богах, важную роль по всех походах и морских экспедициях героического века. Родиной его культа была Фессалия, страна нептунической формации, конских табунов и мореплавания; потом служение ему распространилось в Беотию, Аттику, по Пелопоннесу, и праздники его рано стали сопровождаться военными играми. Знаменитейшие из этих игр в честь бога Посейдона происходили в беотийском городе Онхесте и на Истме. В Онхесте его святилища и роща их живописно стояли на прекрасной и плодородной возвышенности над Копайским озером. Местностью Истмийских игр была возвышенность близ Схина (Schoinos, «Камыши», низменности, поросшей камышом), осененная сосновою рощею. В богослужение Посейдону на Истме были внесены символические обряды, заимствованные из легенды о погибели Меликерта, то есть из финикийского служения Мелькарту. – Быстрые как ветер кони героического века были созданы богом Посейдоном; в частности, Пегас был создан им. – Жена Посейдона, Амфитрита, была олицетворением шумящего моря.

Подобно Зевсу, Посейдон имел в мифах Древней Греции о богах множество любовных связей, множество морских богов и богинь и многие герои были его детьми. К свите Посейдона принадлежали тритоны, число которых было несметно. Это были веселые существа разнообразнейших форм, олицетворения шумящих, звенящих, скользящих волн и таинственных сил глубины морской, фантастически преобразованные морские животные. Они играли на трубах, сделанных из раковин, резвились, волочились за нереидами. Они были одним из любимых предметов искусства. Протей, морской бог, прорицатель будущего, имевший, согласно древнегреческим мифам, способность принимать всяческие формы, тоже принадлежал к многочисленной свите Посейдона. Когда греческие моряки стали плавать далеко, то, возвращаясь, они дивили свой народ мифами о чудесах западного моря: о сиренах, прекрасных морских девушках, которые живут там на подводных островах под светлою поверхностью вод и обольстительным пением коварно заманивают мореплавателей в погибель, о добром Главке, морском боге, предсказывающем будущее, о страшных чудовищах Сцилле и Харибде (олицетворениях опасной скалы и водоворота), о нечестивцах циклопах, одноглазых великанах, сыновьях Посейдона, живущих на острове Тринакрии, где гора Этна, о красавице Галатее, о скалистом, обведенном стеною острове, на котором весело живет в великолепном дворце бог ветров Эол с своими воздушными сыновьями и дочерьми.

Подземные боги – Аид, Персефона

Наибольшее сходство с восточными религиями имело в мифах Древней Греции поклонение тем богам природы, которые действовали и в недрах земли и на поверхности её. Человеческая жизнь находится в такой тесной связи с развитием и увяданием растительности, с ростом и созреванием хлеба и винограда, что богослужения, народные верования, искусство, религиозные теории и мифы о богах соединяли глубокомысленнейшие идеи свои с таинственною деятельностью богов земли. Круг явлений растительной жизни являлся символом жизни человека: быстро увядает роскошная растительность от солнечного зноя или от холода; гибнет при наступлении зимы, и возрождается весною из земли, в которой скрылись семена её осенью. Древнегреческой мифологии легко было провести параллель: так и человек после недолгой жизни под радостным светом солнца нисходит в темное подземное царство, где вместо лучезарного Аполлона и светлой Афины Паллады царствуют в великолепном дворце мрачный, суровый Аид (Гадес, Аидоней) и строгая красавица, жена его, грозная Персефона. Мысли о том, как близки между собою рождение и смерть, о том, что земля – и материнское лоно и гроб, служили в мифах Древней Греции основой культу подземных богов и давали ему двойственный характер: в нем была сторона радостная, и была сторона печальная. И в Элладе, как на Востоке, служение богам земли было экзальтированное; обряды его состояли в выражении чувств радости и печали, а совершающие их должны были безгранично предаваться действию вызываемых ими душевных волнений. Но на Востоке эта экзальтация вела к извращению естественных чувств, к тому, что люди уродовали себя; а в Древней Греции культ богов земли развивал искусства, возбуждал к размышлению о религиозных вопросах, вел людей к приобретению возвышенных представлений о божестве. Праздники богов земли, в особенности Диониса, много содействовали развитию поэзии, музыки, танцев; пластика любила брать предметы для своих произведений из круга древнегреческих мифов о веселых фантастических существах, сопровождающих Пана и Диониса. А Элевсинские таинства , учения которых распространились по всему греческому миру, давали глубокомысленные истолкования мифам о «земле-матери», богине Деметре, о похищении её дочери (Коры) Персефоны суровым владыкою подземного царства, о том, что жизнь Персефоны идет то на земле, то под землею. Эти учения внушали человеку, что смерть не страшна, что душа переживает тело. Силы, владычествующие в недрах земли, возбуждали в древних греках благоговейную осторожность; об этих силах нельзя было говорить безбоязненно; мысли о них передавались в мифах Древней Греции о богах под прикрытием символов, не были высказываемы прямо, должны были только разгадываться под аллегориями. Таинственные учения окружали торжественною загадочностью эти грозные боги, в сокровении мрака создающие жизнь и воспринимающие умершее, правящие земною и загробною жизнью человека.

Мрачный муж Персефоны, Аид (Гадес), «Зевс подземного царства», владычествует в глубине земли; там источники богатства и плодородия; потому он называется также Плутоном, «обогатителем». Но там и все ужасы смерти. По древнегреческим мифам, в обширное жилище царя умерших Аида ведут широкие ворота. Входить в них свободно могут все; страж их, трехголовый пёс Цербер, ласково пропускает входящих, но не позволяет вернуться назад. Плакучие ивы и бесплодные тополи окружают обширный дворец Аида. Тени умерших носятся над мрачными полями, поросшими сорною травою, или гнездятся в расселинах подземных скал. Некоторые из героев Древней Греции (Геракл , Тесей) ходили в подземное царство Аида. Вход в него был по разным мифам в разных странах, но всегда в диких местностях, где по глубоким ущельям текут реки, вода которых кажется темною, где пещеры, горячие источники и испарения показывают близость царства мертвых. Так, например, был вход в подземное царство у Феспротийского залива в южном Эпире, где река Ахерон и Ахерузское озеро заражали свои окрестности миазмами; на мысе Тенар; в Италии, в вулканической местности у города Кум. В таких же местностях находились и те оракулы, чьи ответы давались душами умерших.

Древнегреческие мифы и поэзия очень много говорили о царстве мертвых. Фантазия стремилась дать любознательности точные сведения, которых не давала наука, проникнуть во мрак, окружающей загробную жизнь, и неистощимо создавала новые образы, принадлежащие подземному царству.

Две главные реки подземного царства, по мифам греков, – Стикс и Ахерон, «глухо шумящая река вечной скорби». Кроме них в царстве мертвых было еще три реки: Лета, чья вода уничтожала воспоминание о прошлом, Пирифлегетон («Огненная река») и Коцит («Рыдание»). Души умерших отводил в подземное царство Аида Гермес. Суровый старик Харон перевозил в своей лодке через окружавший под земное царство Стикс те души, чьи тела были погребены с оболом, положенным в гроб для уплаты ему за перевоз. Души людей непогребенных должны были бесприютно скитаться по берегу реки, не принимаемые в лодку Харона. Потому, кто находил непогребенное тело, обязан был покрыть его землею.

Представления древних греков о жизни умерших в царстве Аида менялись с развитием цивилизации. В самых старых мифах умершие – призраки, лишенные сознания, но эти призраки инстинктивно занимаются тем же, чем занимались, когда были живы; – это тени живых людей. Их существование в царстве Аида было тоскливо и печально. Тень Ахиллеса говорит Одиссею, что хотела бы лучше жить на земле поденщиком у бедняка, чем быть царем мертвых в подземном царстве. Но приношение жертв умершим улучшало их жалкую участь. Улучшение состояло или в том, что суровость подземных богов смягчалась этими жертвами, или в том, что тени умерших пили кровь принесенных жертв, и это питье возвращало им сознание. Греки приносили жертвы умершим на их гробницах. Обратившись лицом к западу, резали жертвенное животное над глубокой ямою, нарочно вырытою в земле, и кровь животного текла в эту яму. После, когда представления о загробной жизни получили в элевсинских таинствах более полное развитие, мифы Древней Греции стали делить подземное царство Аида на две части, Тартар и Элизий. В Тартаре, вели бедственное существование злодеи, осужденные судьями мертвых; их мучили Эринии, строгие охранительницы нравственных законов, неумолимо мстившие за всякое нарушение требований нравственного чувства, и бесчисленные злые духи, в изобретении которых греческая фантазия выказала такую же неистощимость, как египетская, индийская и средневековая европейская. Элизий, лежавший, по древнегреческим мифам, у океана (или архипелаг на океане, называвшийся островами Блаженных), был областью загробной жизни героев давней старины и праведных. Там ветер всегда мягок, там неведомы ни снег, ни зной, ни дождь; там в мифах о богах царствует добрый Крон; земля дает там жатву трижды в год, луга там вечно цветут. Герои и праведные ведут там блаженную жизнь; на головах у них венки, около рук гирлянды из прекраснейших цветов и ветвей прекрасных деревьев; они наслаждаются пением, ездою на конях, гимнастическими играми.

Там живут и правосуднейшие мудрейшие цари‑законодатели мифического критско-карийского времени, Минос и Радамант, и благочестивый предок Эакидов Эак, по позднейшему мифу ставшие судьями мертвых. Под председательством Аида и Персефоны они исследовали чувства и дела людей и решали по заслугам умершего человека, в Тартар или в Элизий должна идти его душа. – Как они, так и другие благочестивые герои древнегреческих мифов были за свою благотворную деятельность на земле награждены тем, что продолжали свои занятия в загробном мире, так великие беззаконники мифических рассказов были подвергнуты божественною справедливостью наказаниям, сообразным с их преступлениями. Мифы о судьбе их в подземном царстве показывали грекам, к чему приводят дурные склонности и страсти; эта судьба была лишь продолжением, развитием дел, совершённых ими в жизни и породивших мучения их совести, символами которых были картины их материальных мучений. Так, дерзкий Титий, хотевший изнасиловать мать Аполлона и Артемиды, лежит повергнутый на землю; два коршуна постоянно терзают его печень, – орган, бывший, по мнению греков, вместилищем чувственных страстей (очевидная переделка мифа о Прометее). Наказанием другому герою мифов, Танталу за его бывшее беззаконие было то, что нависший над его головою утес постоянно угрожал раздавить его, и кроме этого страха он мучился жаждою и голодом: он стоял в воде, но когда наклонялся пить, вода отодвигалась от его губ и понижалась «до черного дна»; перед глазами его висели плоды; но когда он протягивал руки сорвать их, ветер поднимал ветви вверх. Сизиф, коварный царь Эфиры (Коринфа), осужден был катить на гору камень, постоянно скатывавшийся вниз; – олицетворение волн, постоянно набегающих на берега Истма, и сбегающих с них. Вечный напрасный труд Сизифа символизировал в древнегреческих мифах неудачные хитрости, а хитрость Сизифа была мифическим олицетворением качества, развиваемого в купцах и моряках рискованностью их дел. Иксион, царь лапифов, «первый убийца», был привязан к огненному вечно вертящемуся колесу; это было наказанием ему за то, что он, бывши в гостях у Зевса, нарушил права гостеприимства, хотел изнасиловать целомудренную Геру. – Данаиды вечно носили воду и лили ее в бездонную бочку.

Мифы, поэзия, искусство Древней Греции учили людей добру, отвращали их от пороков и злых страстей, изображая блаженство праведных и мучения злых в загробной жизни. В мифах были эпизоды, показывавшие, что, сошедши в подземное царство, можно возвратиться оттуда на землю. Так, например, о Геракле рассказывалось, что он одолел силы подземного царства; Орфей силою своего пения и своей любви к жене смягчил суровые боги смерти, и они согласились возвратить ему Эвридику. В элевсинских таинствах эти легенды служили символами мысли, что сила смерти не должна считаться непреодолимою. Представления о подземном царстве Аида получили в новых мифах и таинствах истолкование, уменьшавшее страх смерти; отрадная надежда на блаженство в загробной жизни проявлялась в Древней Греции под влиянием элевсинских таинств, и в произведениях искусства.

В мифах Древней Греции о богах Аид мало помалу стал добрым владыкою царства умерших и подателем богатства; атрибуты ужаса были устранены из представлений о нем. Гений смерти в древнейших произведениях искусства был изображен как мальчик темного цвета с искривленными ногами, символически обозначавшими мысль, что жизнь сломлена смертью. Мало-помалу он принял в древнегреческих мифах вид прекрасного юноши с поникшею головою, держащего в руке опрокинутый и угасший факел, и сделался совершенно похож на своего кроткого брата, Гения сна. Оба они живут у своей матери, ночи, на западе. Оттуда каждый вечер прилетает крылатый сон и, проносясь над людьми, сыплет на них из рога или с макового стебля успокоение; его сопровождаюсь гении сновидений – Морфей, Фантаз, навевающие отраду на спящих. Даже Эринии утратили в древнегреческих мифах свою беспощадность, сделались Эвменидами, «Доброжелательницами». Так с развитием цивилизации все представления древних греков о подземном царстве Аида смягчились, перестали быть страшными, и боги его стали благотворными, животворящими.

Богиня Гея, бывшая олицетворением общего понятия о земле, порождающей все и все воспринимающей обратно в себя, не выступала в мифах Древней Греции на первом плане. Только в некоторых из святилищ, имевших оракулы, и в теогонических системах, излагавших историю развития космоса, упоминалось о ней, как о матери богов. Даже древнегреческие оракулы, которые первоначально все принадлежали ей, перешли почти все под власть новых богов. Жизнь природы, развивающаяся на земле, была производима от деятельности божеств, правивших разными областями её; служение этим богам, имевшим более или менее специальный характер, находится в очень тесной связи с развитием греческой культуры. Сила растительности, производящая леса и зелень лугов, виноградную лозу и хлеб, еще в пеласгийские времена объяснялась деятельностью Диониса и Деметры. Позже, когда в Древнюю Грецию проникло влияние Востока, к этим двум богам было присоединено третье, заимствованное из Малой Азии, богиня земли Рея Кибела.

Деметра в мифах Древней Греции

Деметра, «земля-мать», была в мифах Древней Греции о богах олицетворением той силы природы, которая при содействии солнечного света, росы и дождя дает рост и созревание хлебу и другим плодам нив. Она была «русая» богиня, под покровительством которой люди пашут, сеют, жнут, вяжут хлеб в снопы, молотят. Деметра дает урожаи. Она послала Триптолема ходит по всей земле и учить людей хлебопашеству и добрым нравам. Деметра сочеталась с Ясионом, сеятелем, и родила ему Плутоса (богатство); она наказала неутолимым голодом нечестивца Эрисихтона, «портящего землю». Но в мифах Древней Греции она и богиня супружеской жизни, дающая детей. Богиня, научившая людей земледелию и правильной семейной жизни, Деметра была основательница цивилизации, нравственности, семейных добродетелей. Потому Деметра была «законоположица» (Thesmophoros), и пятидневный праздник Фесмофорий, «законоположений», торжествовался в честь её. Обряды этого праздника, совершаемые замужними женщинами, были символическим прославлением земледелия и брачной жизни. Деметра была главной богиней и Элевсинского праздника , обряды которого имели главным своим содержанием символическое прославление даров, полученных людьми от богов земли. Союз Амфиктионов, собиравшийся в Фермопилах, находился также под покровительством Деметры, богини гражданского благоустройства.

Но самое высокое значение культа богини Деметры состояло в том, что он заключал в себе учение об отношениях между жизнью и смертью, светлым поднебесным миром и темным царством недр земли. Символическим выражением этого учения был прекрасный миф о похищении Персефоны, дочери Деметры, безжалостным владыкою подземного царства. Деметра «Скорбящая» (Achaia) ходила по всей земле, отыскивая дочь; и во многих городах совершался праздник Деметры Скорбящей, печальные обряды которого имели сходство с финикийским культом Адониса. Человеческое сердце жаждет разъяснения вопроса о смерти; Элевсинские таинства были у древних греков попыткою разрешить эту загадку; они не были философским изложением понятий; они действовали на чувство эстетическими средствами, утешали, возбуждали надежду. Аттические поэты говорили, что блаженны те умирающие, которые посвящены в Элевсинские таинства Деметры: они знают цель жизни и божественное начало её; для них нисхождение в подземное царство – жизнь, для непосвященных оно – ужас. Дочь Деметры, Персефона, была в мифах Древней Греции о богах связью между царством живых и подземным царством; она принадлежала и тому и другому.

Мифы о боге Дионисе

Подробнее - см. в отдельной статье Бог Дионис

Дионис в мифах Древней Греции о богах первоначально олицетворял изобилие растительной силы. Оно наглядно проявлялось в виде виноградных гроздьев, чей сок пьянит людей. Виноградная лоза и вино стали символами Диониса, а сам он – богом радости и братского сближения людей. Дионис могущественный бог, преодолевающий все враждебное ему. Как и Аполлон, он дает вдохновение, возбуждает человека петь, но не гармоничные, а дикие и буйные песни, доходящие до экзальтации – те, что легли затем в основу древнегреческой драмы. В мифах Древней Греции о Дионисе и в празднике Дионисий выражались разнообразные и даже противоположные чувства: веселье той поры года, когда все цветет, и печаль при увядании растительности. Радостные и печальные чувства потом стали выражаться отдельно – в возникших из культа Диониса комедиях и трагедиях . В древнегреческих мифах тесное отношение к почитанию Диониса имел символ порождающей силы природы – фаллос. Первоначально Дионис был грубоватым богом простонародья. Но в эпоху тираний его значение возросло. Тираны, чаще всего выступавшие вождями низов в борьбе против знати, намеренно противопоставляли плебейского Диониса утончёнными богам аристократии и давали празднествам в честь него широкий, общегосударственный характер.

 

Возможно, будет полезно почитать: